— Я клянусь тебе, — сказал Сигизмунд.
Машины остановились. Высокий вой сменил булькающее шипение и стук.
— И вы… мой… мой брат… — произнёс Борей. Его глаз на мгновение прояснился, взгляд стал таким же твёрдым, как и смотревшего на него Сигизмунда. — Навсегда.
За каменными стенами помещения, за корпусом мчавшегося сквозь вакуум корабля, за следовавшими за ним кораблями флота вращалась Солнечная система, безмолвная и равнодушная.
Война не остановилась из-за этих смертей, а продолжила идти вперёд, не оглядываясь.
Всё возвращается к началу
— Вот так я поступаю с тиранами и обманщиками, — пророкотал низкий голос.
Локен поднял взгляд на возвышавшегося над ним бога.
— Луперкаль… — только и смог он пробормотать.
Божество улыбнулось.
— Можно опустить формальности, капитан, — прошептал Гор.
Почти полтора десятилетия и более 5000000 слов прошли с тех пор, как Гор впервые произнёс эти слова на страницах «Возвышения Гора». С тех пор многое произошло. Поэтому первым моим решением, когда я взялся за написание этой книги, было сделать одним из центральных персонажей человека, который вместе с Гарвелем Локеном начал всё это: Мерсади Олитон. Она, почти буквально, воплощает в себе дух тех ранних историй, совершающих последнее путешествие через эти страницы. И разумеется её первое появление в «Солнечной войне» было намеренным повторением её первой встречи с Локеном в «Возвышении Гора»:
— Как я понимаю, у тебя имеется история, — сказала она. Перед нею стоял волк, мех на его спине серебрился под лунным светом. — История, которая представляет особый интерес. Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.
Волк повернулся, на его губах появилась грустная улыбка.
— Какая история?
— О Горе, убившем Императора.
Мерсади Олитон проснулась от сна-памяти, по её лицу тёк пот.
Мерсади удерживает нити сердца «Солнечной войны», как это было в первых книгах Ереси Гора. Она видит темы истории и вселенную, которые переплетаются в книге. Она, в некотором смысле, читатель, как и мы: человек, который смотрит на огромную вселенную и обращает внимание на те моменты, где она касается жизни обычных людей.
[…] — Поскольку есть архипредатели и святые, то надежда — это их царство, царство космических перемен, резни и горя. Именно они те, кто определяет завтрашний день и наступит ли этот «завтрашний день» вообще. Мы — люди, господин Век. Наши жизни имеют значение только количеством. Нам остаётся только мечтать, отчаиваться и цепляться за то, что у нас есть, но всё это живёт только в нас. Наша надежда — принадлежит только нам, и если вселенная отвечает, то делает это случайно. Вот почему люди молятся Императору и называют мою давнюю подругу святой. Потому что в глубине души они знают, что никак не могут повлиять на великий ход событий.
— У вас очень безрадостный взгляд для человека, который утверждает, что хочет помочь сохранить последний бастион человечества.
Этот человеческий взгляд, субъективный и ограниченный, является одной из отличительных черт Ереси Гора с самых ранних рассказов. Мерсади не может увидеть всего происходящего. Она проходит сквозь огромный и ужасный конфликт, который растёт, а не уменьшается, и мы видим его из глаз того, кто смотрит на полубогов, разрывающих на части само существование.
Прибытия и окончания
Итак, мы всё ещё здесь, и есть ещё немного, что можно рассказать об Ереси Гора, немного, если сравнивать с уже написанным, но много, если взвесить на весах. Если позволите, у меня остался ещё один момент, которым я хочу поделиться, несколько личный, но такой он и есть.
Я годами жил историями Ереси Гора, написал несколько из них, говорил о них, спорил о них, и за это время завёл отличных друзей. Порой я не верил, что мы её закончим, и один из нас так и не увидел, что мы сделали.
Всё это прошлое создаёт силу, которая давит на последний цикл историй грузом времени и прожитых жизней, воспоминаний и надежд, которые сработали лучше, чем осмеливались думать, или остались непрожитыми. И эти воспоминания и жизни не только мои или тех авторов, которые их написали; это ваши жизни и ваши воспоминания.