— Из-за меня? — Бонни уставилась на него, не понимая, всерьез ли он это говорит.
— Именно, потому что она мне напророчила… тебя. Возле моей картины.
— Но ведь почти на всех твоих картинах — одна и та же женщина. Твоя жена.
— Да, так было. Но теперь нет. Я разобрал все свои работы, собираю камни на то, чтобы героиней сделать другую женщину. Солнечную. У меня начинается солнечный период. Те, кто похитил мою жену, похоже, хотят лишить меня модели, сделать невозможным мое творчество. Но они не знают, что у меня началась другая жизнь. И у меня другая модель.
— Но кто может хотеть этого?
— Знаешь, Бонни, я думал об этом. И, кажется, понял. Это никому не нужно так сильно, как… Понимаешь, сначала я решил, что похитители принимают камни на моих картинах за натуральные. Но тогда они взяли бы мою дочь. Родители за ребенка отдадут все. Ты это знаешь… Но жена — это новый нюанс. Это может быть надо только моему поставщику камней — Копейнауру.
— Кому?
— Ну есть в Германии человек, у которого я купил технологию и беру иногда партию недостающих камней.
— Но при чем тут твоя жена, твое творчество?
— При том, что у него тоже есть жена.
— И что? Какое отношение она имеет к тебе? — В голосе Бонни зазвучала ревность. Он уловил это и улыбнулся:
— Мадам пыталась очаровать меня, но я…
— Но ты не очаровался? — со смешком спросила Бонни.
— Нет, в ней есть что-то злое. И более того, я сделал ее портрет, который она не видела, и кто-то неизвестный купил его в Орландо. Помнишь — обнаженная женщина с черным лицом. Она узнала себя. Это злой портрет. Очень злой. Я выявил в нем то, что она скрывает в себе. Она способна на все. Вот почему я думаю, что это ее работа. Конечно, она наняла людей. У нее достаточно денег, чтобы нанять кого угодно и для чего угодно.
— Так почему тебе не позвонить Копейнауру?
— У меня нет фактов, одни догадки, так сказать, художественное восприятие события.
Бонни молча сидела рядом с ним. Она смотрела, как бегут волны по морю.
— Знаешь, я никогда не была на Кипре. Здесь так красиво!
— Тебе нравится?
— Очень.
— И знаешь, Бонни, конечно, не время сейчас говорить о нас, но поверь, я хочу быть только с тобой. По нашим законам я не могу развестись сразу. Мне надо на это лет семь, не меньше. Но будь со мной. Я сделал наброски новой картины, которая называется «Солнечная женщина».
Бонни онемела.
— Но так должен называться мой журнал, который, когда у меня будут деньги, я открою. А Даяна будет его соучредителем. Мы откроем…
— У тебя будут деньги, Бонни. Я подарю тебе эту картину, и у тебя будут деньги.
— Но ты же сейчас отдашь все, что от тебя требуют. Под угрозой жизни твоей жены.
— Меня ничто не заставит отказаться от работы. Ничто.
Его взгляд стал жестким, похолодевшим. Бонни подумала, что она видит только надводную часть айсберга. Но наверное, таким и должен быть человек, способный творить… А она разве другая? Вот и смотри на себя со стороны, Бонни Плам.
— Мистер Халамбус! Мистер Халамбус!
На веранду вбежал герр Копейнаур.
— Это моя жена! Где она?
— Я не знаю, где ваша жена, герр Копейнаур, — холодно ответил Халамбус.
— Она в Никосии. Халамбус — это правда?
— А что именно?
— Что ваша жена взята… в заложницы?
— Да, правда. Но я не знал, что это сделала ваша жена.
— Майн Готт! Майн Готт! Эва, как она могла?
Копейнаур без сил опустился в кресло. Поднял глаза.
— Бонни? Нет, я не верю. Бонни? Это ты?
— Я, Карл.
— Но… как?.. Почему?
— Я знакома с Халамбусом.
Халамбус в изумлении посмотрел на Бонни.
— А откуда ты знаешь Карла Копейнаура?
— Мы познакомились еще студентами, в Кембридже.
Копейнаур закрыл глаза.
— Я не знаю, что делать… Бонни. Ты видела Эву. Я ничего не знал…
Потом Карл вскочил и выбежал из комнаты.
Он поехал в гостиницу. Он знал, что едва ли найдет там Эву. С другой стороны, она же не знает, что ему все известно о ней и уж тем более что он прилетит. Так чего ей опасаться? Она, конечно, поселится в самой лучшей гостинице.
Он не ошибся. Портье назвал ему номер, и Карл постучал.
— Войдите. — Это был голос Эвы.
Она сидела в кресле и рассматривала журнал.
— Карл? — Она не вскочила. Она осталась сидеть, кажется, силы оставили ее.
— Я все знаю, Эва. Если ты хочешь сохранить еще хоть что-то, а точнее, свою шкуру, ты немедленно прекратишь этот спектакль.
— Какой спектакль? Что случилось, Карл?
Эва не собиралась сразу сдаваться. Неизвестно, думала она, что знает Карл. Кто мог навести его? Да, она брала его самолет. Но дальше — след должен был потеряться. Никто не знал, кроме… Ах, вот кто его навел! Да-да, надо было раньше выставить Ильзу за дверь, а она с ней еще церемонилась. Ну погоди, паршивка!
Эва невинно улыбнулась. Как когда-то в юности.
— Карл, мой Карл…
— Немедленно вели прекратить свою дурацкую операцию! Вызови сюда Линду вместе с женщиной. А о Сан-Франциско мы с тобой поговорим отдельно. Ты теперь понимаешь, что я знаю все?
— Нет, ты знаешь не все. Ты не знаешь, как я богата! Ты не знаешь, сколько я заработала на твоих камнях! Они шли у меня как натуральные!
Эва откинулась на спинку кресла и хохотала. Потом вскочила и стала кружиться по комнате.
— Фурия! И я с тобой жил все эти годы?
— Да, Карл, тебе надо было жениться на твоей американской корове, состоящей из одних костей. Ты бы с ней вел дела так, как ведешь.
— Но я веду дела честно.
— Честно! Кому нужна твоя честность? Я веду дела на грани риска, иногда перехожу грань дозволеного. Но я хочу быть сама законодательницей в своей маленькой империи! Понял?
— Немедленно звони Линде!
— Поздно! Я не могу позвонить Линде, потому что с ней уже нет связи.
— Завтра я вызываю своего адвоката. Если ты хочешь, чтобы после развода твое имя Пфайфер не было замарано грязью, делай, что я говорю.
Глава 34
Даяна и Мак неслись на джипе по кривым дорогам на большой скорости, пока не выбрались на бетонное шоссе, которое могло служить и взлетно-посадочной полосой для самолетов. Горячий ветер дул в лицо. Толстый Мак потел, взмок, будто его кто-то поливал водой. Они являли собой странную пару — толстяк и Дюймовочка.
— Мак, а ты хорошо водишь вертолет?
— Отлично, крошка!
— Я тоже могу, но надо точно опустить лестницу, чтобы она могла ухватиться за нее.
— Все будет о'кей, малышка!
Мак был чрезвычайно рад. Его правило — из каждой тяжелой ситуации извлекай что-то хорошее — работало на него. Итак, он, освободив пленницу, проворачивает выгодную сделку с отцом заложницы. Даяна снимает его для прессы, получается портрет американского вояки-спасителя. И он посылает фото своей жене. Дело осталось за малым — осуществить задуманное. Вертолет стоял на месте, они влезли в него. Мак взялся за штурвал, и они взмыли.
Винт крутился с бешеной скоростью, в кабине был оглушительный шум. Они молчали, все было обговорено заранее.
Внизу оставался городок с домиками-коробочками из камня, вертолет летел в сторону моря.
Там в известной точке нужно бросить веревочную лестницу пленнице, но прежде чем это сделать, они прыснут в похитителей газом из большого баллона. Даяна предупредила Ази, чтобы та сделала себе заранее маску, сославшись на то, что у нее разболелся зуб и ей нужна повязка. Даяна проникла к ней в комнату, когда горничная приносила ей ужин. Ази испугалась, увидев незнакомую женщину. Но потом обрадовалась. Даяна рассказала ей про себя, про Халамбуса. Про то, как он собрал все, чтобы отдать выкуп за нее. Ази потупилась, вздохнула.
— Мне очень его жаль, Даяна. Я чувствую, с ним что-то происходит. И я ему уже не нужна…
Даяна знала, что с ним происходит, но не собиралась рассказывать этой женщине, которая так отличалась от американок. Она походила на филиппинских женщин из богатых семей, которых не обучали наукам, но природное чутье подсказывало им больше, чем разум.