«Прекрати», — приказал я себе.
Она твоя подруга. Как только ты скажешь ей, что ты — Мид, она останется твоей подругой, потому что вы не можете потерять друг друга. То, что у нас есть, очень важно. Слишком важно, чтобы все испортить.
Я открыл рот, готовый начать разговор, которого я так боялся. С тех пор как я скрылся из лаборатории, я репетировал, как хочу сказать ей правду. Наоми опередила меня, сказав:
— Итак, я видела тебя на льду, и ты потрясающий. Гораздо грациознее, чем я ожидала от парня твоего роста.
— Грациознее, — повторил я с ворчанием.
— Простите, это оскорбительно? — ее глаза были открыты и смотрели на меня.
Она выглядела такой обеспокоенной.
— Нет. Все в порядке, — я отвернулся.
От долгого зрительного контакта с ней мои ладони горели желанием заменить ее руку своей на ее щеке. Я мог бы согреть ее.
Черт возьми. Стоп.
— Поскольку я даже не могу встать на коньки, полагаю, что любое движение вперед для меня грациозно, — сказала она с легким смешком.
— Я действительно удивлен, что ты не катаешься на коньках.
Я вырос на льду, как и большинство жителей окрестных городов. В Мишуре трудно было избежать катков или хоккейных болельщиков.
Наоми покачала головой.
— Я однажды попробовала и потерпела неудачу. И больше не возвращалась. Лезвия на коньках меня пугают. Я смотрела передачу "Разрушители мифов" о том, что лезвие может вонзиться кому-то в шею, и поклялась никогда больше не подходить так близко. Очевидно, что для несчастного случая такого уровня нужно заниматься чем-то интенсивным, но с моим везением все возможно.
Мой рот дернулся. Я почти улыбнулся, услышав ее бредни. Конечно, когда речь заходит о том, чтобы попробовать что-то новое, ей в голову приходит самый невозможный сценарий.
— Это не так уж плохо, если привыкнуть. Я мог бы…
Научить ее?
Нет. Это было бы странно. Она казалась занятой, а я был не в том состоянии, чтобы тратить на общение больше нескольких минут. Кроме того, ей нужно было узнать, кто я такой, прежде чем мы будем проводить вместе слишком много времени.
— Ты мог бы…? — она попыталась приподнять бровь.
Я покачал головой, готовый похоронить эту идею.
— Ничего.
Мы замолчали. Как только тишина установилась, она снова достала свой телефон. Я перевел взгляд вперед и постарался сохранить невозмутимое выражение лица, когда почувствовал жужжание в кармане. Я подождал целую минуту, прежде чем достать телефон и проверить уведомление.
Chai03: Итак, я делаю все возможное с соседом, но безрезультатно. Думаю, надо сдаваться. Быть приятной — это утомительно.
Мое сердце упало. Я еще секунду смотрел на сообщение, а затем отключил уведомления, пока она не заподозрила неладное.
Пальцы зачесали волосы, пытаясь придумать, как спасти разговор. Но ничего не получалось. Просто сказать, что я МидКвест, наверное, принесет больше вреда, чем пользы. Она была милой. Наоми будет чувствовать себя неловко из-за того, что просто послала это сообщение, а она не должна. Это я должен был чувствовать себя неловко. Я и близко не был похож на того парня, на которого она так рассчитывала. Она была права. Пытаться быть приятным было утомительно.
Глава Четырнадцатая
Финн
В доме было достаточно тихо, чтобы я мог услышать каждый скрип дерева или кашель ребят. Кто-то занимался сексом. Моя комната находилась в конце коридора, поэтому я не мог понять, кто именно. Это продолжалось почти час, прежде чем Линкольн пожаловался в нашем групповом чате:
Линкольн: Это становится смешным.
Я: Я скажу.
Хенрик: Буууу. Повезло, что вы двое не в соседней комнате.
Я усмехнулся. Конечно, это был Сэм. А когда это было не так?
Линкольн: Он либо очень хорош, либо очень плох в том, чтобы отцепиться от этой девушки. В любом случае, я ненавижу, но мне интересно, какой именно.
Хенрик: Он хорош. Не надо гадать.
Линкольн: Господи, я заказываю беруши.
Это казалось разумной инвестицией.
Я: И мне тоже?
Хенрик: Три.
Линкольн: Считайте, что дело сделано.
Я оттолкнулся от кровати и вышел из комнаты. Не было смысла гнаться за сном, когда Сэм испытывает пределы своей выносливости. Я постарался сделать все возможное, чтобы мои шаги были легкими, когда я спускался по лестнице. Стоны девушки вперемешку с приглушенными словами Сэма последовали за мной в фойе. Мне хотелось быть более раздраженным, но, честно говоря, я чувствовал ревность. И одиночество тоже.