Выбрать главу

Не стоило медлить. Она вздохнула и продолжила спуск. Постепенно свет зала Неба остался позади. Ступеньки утонули во мраке, и, подняв фонарь, Антия вспомнила, как когда-то спускалась здесь среди двенадцати избранных дев и кругом не было ничего, кроме тьмы и ужаса, который тогда захлестывал ее с головой.

На девяностой ступеньке она увидела осколки зеркала. Раньше это казалось им прекрасной идеей: разместить здесь зеркало перемещения из Ашх-Анорна, которое отправляло избранных дев к выходу у Белых ворот. Ход ритуала не был нарушен – девушки спускались к Киту и возвращались целыми и невредимыми, но сейчас, обходя разбитое мертвое зеркало, Антия вдруг подумала, что они совершили ошибку. Если иномирянкам, проникавшим в Ашх-Анорн, каким-то образом удавалось успокоить Кита, то, может, им с Верном и не стоило вмешиваться в заведенный порядок вещей?

Кто теперь скажет… Крючок в груди наполнялся звоном. Сейчас он почти пел – влек Антию вперед, приказывал идти быстрее, потому что там, внизу…

Лефер был прав: лестница уцелела только до сотой ступени. Антия увидела груду обломков и невольно обрадовалась тому, что сейчас на ней удобная одежда и нормальная обувь на устойчивой подошве, а не те тряпочки, которые надевали на избранных дев. Она перебралась через один камень, потом через другой, потом спустилась по уцелевшей дюжине ступеней и принялась штурмовать очередной завал.

Огонек в ее фонаре уменьшился и задрожал, когда Антия сумела перелезть через пыльные обломки ступенек и увидела другую лестницу – из черного камня, сверкающую в свете фонаря, с острыми ребрами ступеней. Поскользнешься на ней, свалишься, и они изрежут тебя на кусочки, Антия даже поежилась от предчувствия боли.

Фонарь мигнул и погас, словно на него дунул невидимка, но света теперь было достаточно. Лестницу заливало бледное серо-голубое сияние – неживое, давящее.

«Я уже в Ашх-Анорне», – подумала Антия и пошла вниз.

II

Человек в подземелье

Она спускалась примерно полчаса – в сумраке подземелья Антия почти утратила ощущение времени. Скользкие ступеньки так и норовили уплыть из-под ног, и в конце концов ей стало казаться, что она идет по острым позвонкам, которые выпирают на спине живого существа, и оно только и ждет подходящего момента, чтобы сбросить незваную гостью вниз. Когда спуск завершился, то Антия какое-то время стояла, пытаясь перевести дыхание и справиться с дрожью в коленках.

Все. Пришла. Теперь надо было понять, куда именно.

Она оказалась в огромном зале – подняв голову и пытаясь определить его размеры, Антия поняла, что находится на дне громадной пирамиды из прозрачного черного стекла – той самой, которая приходила к ней в видениях. Тогда ей казалось, что стены здесь мраморные, но сейчас Антия могла видеть, как в невыразимой вышине летят птицы и от их хвостов раскрываются розовые и голубые полотнища северного сияния. Пирамиду, сложенную из некоего подобия толстого стекла, наполнял тусклый безжизненный свет, в углах клубились тени, и Антия готова была поклясться, что слышит жалобы и плач.

Здесь было холодно. Очень холодно.

В центре зала Антия увидела постамент – на нем лежало то, что она сперва приняла за статую. Антия сделала несколько шагов и замерла, узнав Ардиона.

Ее укололи жалость и горечь. Крючок дрогнул, и невидимые нити в душе Антии пришли в движение, повлекли ее к постаменту и мертвецу на нем. Темно-синие волны плаща, украшенного понизу серебряным шитьем, стекали на мраморный пол, на острых гранях доспехов лежали сверкающие мазки серебряного света, белые тяжелые руки сжимали рукоять меча – необычного, похожего на угасшую молнию. Наверное, таким Ардион когда-то должен был расправиться с демоницей, которая свалилась ему на голову из другого мира, с девчонкой, которая боялась его до дрожи в коленях, пока ее страх не сменился тем, о чем она сама не смела и думать.

Антия подошла, с тоской заглянула в безжизненное серое лицо. Ардион выглядел спокойным и умиротворенным, таким, каким никогда не был при жизни. Он словно бы прекратил свой вечный бег к идеалу, который хотел видеть его отец – великое и безжалостное солнечное божество, и наконец стал собой – художником и мечтателем.

Жаль, что для этого ему пришлось умереть. Жаль, что теперь свет, который когда-то наполнял его, полностью иссяк.