Хотелось плакать. Она погладила Ардиона по щеке – казалось, после смерти он превратился в статую, выточенную из хрусталя. Твердая ледяная кожа обожгла руку. Антия смотрела на темные тени вокруг его закрытых глаз, и ее переполняли тоска и знобкое чувство невозвратной потери.
«Найди моего брата, он жив», – вспомнила она слова Верна. Верн сейчас был в другом мире – погружал руки в изрытую землю, останавливая Кита, – а она пришла сюда и стояла перед замурованным в пирамиде мертвецом, не в силах пошевелиться. Всхлипнув, Антия погладила Ардиона по волосам и призналась:
– Я не знаю, что делать. Я правда не знаю.
Ее беспомощный голос рассыпался в хрустальном сумраке пирамиды. Антия подняла голову: там, на вершине, где сходились прозрачные грани, плыли густые звездные россыпи. Веер северного сияния раскрылся и спрятал их – пирамиду вновь наполнил свет всех оттенков розового и синего.
«Ты знаешь, Антия, – негромко рассмеялась тьма, что клубилась в углах. – Ты знаешь».
Она вздохнула, собираясь с духом и вспоминая старые сказки. Там был способ разбудить того, кто спит мертвым сном, но все в душе Антии кипело, восставая против него. Внутри поднималось отторжение на грани липкого ужаса; Антия зажмурилась, и в голове зазвенели слова дяди Бриннена: «Если нужно сделать что-то неприятное, то не стоит с этим затягивать».
В конце концов, у нее не было ни выхода, ни выбора.
«Ты прав, дядя Бриннен, но вряд ли ты думал, что мне когда-нибудь придется целовать покойника», – подумала Антия. Переступив через себя, склонилась над лежащим Ардионом и, зажмурившись, прикоснулась губами к его губам.
Ее тотчас же окутало холодом – настолько густым, что перед глазами мелькнула завеса обморока, а уши наполнило звоном бесчисленных серебряных колокольчиков. В глаза будто бросили щедрую пригоршню жгучего песка. Заливаясь слезами, Антия отпрянула, вскинула руку, словно пыталась защититься, и запоздало поняла, что мертвые губы Ардиона шевельнулись, откликнувшись на ее поцелуй.
Антия нервно отерла лицо, словно хотела избавиться даже от памяти об этом поцелуе. Веки Ардиона дрогнули, поднялись – в его глазах клубился серый туман, и Антия запоздало подумала: а что, если он сейчас снесет ее голову с плеч этим мечом? Но туман развеялся, по лицу Ардиона пробежала судорога, сминая черты и наполняя их жизнью, и пальцы сжались и разжались на рукояти меча.
Владыка Ашх-Анорна вернулся к жизни.
Антия шагнула к нему; Ардион шевельнулся на своем каменном ложе, повернул голову и встретился с ней взглядом: в этот миг все в ней содрогнулось – от корней волос и до сжавшихся пальцев на ногах. Антия застыла и вдруг вспомнила, как когда-то они сидели в туманном сыром саду, он рисовал цветущий жасмин, а она ударила его ножом для заточки карандашей. Она готова была поклясться, что пирамиду на мгновение наполнил тонкий цветочный аромат.
– Снова ты, – едва слышно произнес Ардион. В его глазах сейчас плескался огонь – и это парализовало, заставило замереть на месте почти без чувств. Уголок тонких губ дрогнул в улыбке, и Антия поежилась.
– Вставай, – сказала она, пытаясь преодолеть все, что окутало ее, словно полотнища паутины. – Тут все улетело к евграм в пасть. Надо все исправить.
Ардион понимающе хмыкнул, словно не ожидал ничего другого. Взгляд по-прежнему был обжигающим, тяжелым и злым – он казался морской волной, которая замерла перед тем, как обрушиться на голову и похоронить под собой. «Интересно, – подумала Антия, – у него сейчас так же ноет в груди, как у меня?» Он попытался подняться; Антия поддержала его, и когда ледяные складки плаща скользнули по ее пальцам, ей вдруг стало очень легко. Ее будто бы отпустило, и на смену вязкой покорности зайца перед хищником пришла свобода – воздушная, искрящаяся, словно южное шипучее в хрустальном бокале.
Они справятся. Что бы ни случилось в Ашх-Анорне, они сумеют все изменить.
– Как ты сюда попал? – спросила Антия. Ардион устало провел ладонями по лицу, словно пытался стереть остатки пыльного сна.
– Отец замуровал меня здесь до скончания времен, – ответил он. – Я не оправдал его высокого доверия. – Ардион обернулся к своей неожиданной спасительнице, смерил ее оценивающим веселым взглядом, в котором больше не было подавляющей властности, и добавил: – Судя по тому, что ты здесь, а я проснулся, конец света уже наступил.