Андрей Алёшин познакомился с героином во время обороны в кишлаке Руха в прошлом году. Чеченец Хасуха Магомедов тогда ещё был в их отделении и впервые принёс при нём в казарму мешок с чёрной массой без запаха, завёрнутой в обычный пакет. Сам чеченец Магомедов был полным тёской чеченского абрека, ушедшего в абреки после убийства в 1939 году односельчанина, и воевавшего потом в тылу Красной Армии во время битвы за Сталинград в прогитлеровской банде Исраилова до депортации повально бандитствующих чеченцев в 1944 году. Магомедов при депортации скрылся в горах, и до ликвидации в 1976 году совершил 194 разбойных нападений, убил тридцать человек чеченцев и не чеченцев, советских начальников милиции, КГБ, партийно-советского актива. Магомедов любил о нём рассказывать. Такие пакеты с гашишем солдаты-мотострелки из 682-го Уманско-Варшавского Краснознаменного Ордена Кутузова мотострелкового полка, управляемого штабом из города Джабаль-Уссарадж в 35 километрах от входа в Панджшерское ущелье, находили практически в каждом доме Чарикарской равнины, и тащили в казармы. Советские солдаты — таджики, узбеки, киргизы, азербайджанцы, чеченцы и так далее знали, что такое лёгкие и тяжёлые виды наркотиков. Они всегда забирали опиум после обысков с собой, употребляли сами и давали другим. Афганцы в своём обществе свободных капиталистических отношений везде предлагали наркотики: гашиш, насвай, менее открыто героин.
Лейтенант Мереддурдыев мог избить солдата за опьянение промедолом из аптечки — оранжевого пакетика с таблетками обеззараживания воды, бинтом и двумя ампулами с промедола, но сам занимался сбором и отправкой в Ашхабад партий героина.
Промедол… Если даже после тяжёлого ранения вколоть себе в бедро два кубика — боль уходит, а вместе с ней и трясучка, страх, реальность. Рядом с молодыми 18- 19-летними солдатами не было людей, способных следит за их психическим состоянием: даже командирам было наплевать, если во время боёв он потеряет 80 процентов своего состава: все оставшиеся в живых, на следующий день топают на операцию вместе с другими, как будто ничего не произошло. Каждый ищет разрядку сам: офицеры пьют, причём пьют до алкоголизма, другие занимаются мордобоем, пытками и мародёрством, потребляют гашиш или жуют насвай. Солдаты чаще всего колются промедолом. Алкоголизма и наркомании нет разве что в спецподразделениях КГБ и ГРУ, приезжающих на разовые операции по ликвидации главарей или сопровождения секретных грузов денег, драгоценных камней. Им не надо жить в 60-градусной жаре, в полной антисанитарии, в их волосах на теле не копошатся вши, и они не знают, что такое поймать афганский букет болезней: брюшной тиф, гепатит и малярия. КГБшники с удовлетворением наблюдают, как разлагается Советская армия на несправедливой страшной войне…
Проконтролировать каждого невозможно: у офицеров своя палатка или модуль, у солдат другая, половина солдат служат днём, половина ночью. За каждым не проследить. В роте знают только о сильно зависимых — одни воруют промедол, другие сбегают с боевых, а у двух туркмен с самой сильной зависимостью, часто случаются приступы сумасшествия. Однажды одного обкурившегося гашишем ингуша за попыткой изнасилования молодого солдата из Молдавии свои же убили выстрелили в спину. Бесило безразличие к смерти угрюмых, уставших афганцев с их специальными молитвенными ковриками, сосредоточенное битье поклонов в сторону Мекки, ошейник бронежилета, холодок под сердцем от пыльного чвиканья пуль во время обстрелов, это место на Земле, где, как казалось иногда, он был с самого рождения. Был вот так, задыхаясь в пыльной палатке, высматривая скорпионов вокруг себя, ковыряя консервные банки штык-ножом, набивая автоматные рожки, срывая и пришивая после приступа ярости ефрейторские лычки…