Можно ли будет гармонично жить, развиваться, растить детей, быть счастливыми в таком обществе, где каждый по своему усмотрению убивает каждого в переулке и на улице, а кто будет мёртв, решает жребий и расстановка сил? Можно ли жить так, что кучка злодеев разоряет и бросает страну на растерзание бандитам и иностранцам, убегая за рубеж? Нет, так жить нельзя. Простые люди, в октябре 1917 года считали так и готовы были против этого зла драться.
Почти 20 тысяч рабочих-мужчин — большевиков, эсеров, меньшевиков, интернационалистов, а в большинстве своём беспартийных, нестройными колоннами двинулись к своим районным Ревкомам. Эти массы решительных, молчаливых людей, привыкших к труду и нужде, и вполне пожилых, и почти детей с красными знамёнами, лентами, бантами иногда шли молча мимо зашторенных окон затаившихся в злобе московских обывателей, иногда пели «Варшавянку». Иногда, над притихшими крышами Хамовников, Пресни, Лефортово, Мещанской, раскатисто разносились слова «Интернационала».
Простые люди нуждались в оружии, чтобы сражаться за свою будущую счастливую жизнь, за свою Родину, справедливую к их труду, за свою Свободу — свободу учиться, продвигаться по заслугам и талантам, свободу выбирать себе жизненный путь, свободу детей без страха выходить вечером из дома, свободу есть досыта и жить в человеческих условиях, со светом, теплом и водопроводом, но современного оружия для добровольцев у ревкомов было по-прежнему крайне мало.
Словно эхом отозвался на слова «Варшавянки» и «Интернационала» звук артиллерийской канонады — это партизанские отряды Демидова общей численностью 1800 человек солдат и рабочих, после истечения срока ультиматума и провокационных выстрелов со стороны офицеров и кадетов, открыли огонь по зданиям Алексеевского военного училища, расположенного в служебных корпусах Екатерининского дворца — красных казармах в Лефортово. Артиллерийский огонь вёлся из шести 75-миллиметровых полевых пушек Арисака, не имеющих прицелов из-за действий сбежавших саботажников-офицеров.
Первый снаряд пролетел мимо цели. Второй ударил по трубе завода Гужона в километре за училищем. Третий попал по корпусу Золоторожского трамвайного парка. Из 20 снарядов, выпущенных по корпусам училища с прицеливанием через канал ствола, было 10 попаданий и крышам, и лепному декору фасадов зданий были нанесены повреждения. Однако, крепкий кирпич и качественный раствор времён Екатерины II показал завидную прочность против слабых снарядов японских пушек Арисака. Спрятанные офицерами мастерских прицельные приспособления пока не были найдены, а без них попадать по огневым точкам юнкеров в зданиях кадетских корпусов и военного училища было невозможно. Подкатить орудия для стрельбы в упор не получалось — оборону за прочными и толстым стенами комплекса зданий внутри парка занимали более 1000 юнкеров, по большей части бывших фронтовиков, унтер-офицеров и подпрапорщиков, имевших боевые награды, а также кадеты старших возрастов, получивших хорошую стрелковую и тактическую подготовку. С ними в лефортовских зданиях засели 120 офицеров — военных профессионалов из отрядов Алексеева, многие из которых имели фронтовой опыт, 250 кадетов старших классов, 65 кадетов младших классов, переодетых в юнкерскую форму по приказу полковника Рара.
Проведя инспектирование позиций обороны училища и кадетских корпусов, полковник Рябцев нашёл их весьма впечатляющими. Однако, группы рабочих Благуше-Лефортовского, Рогожско-Симоновского и Басманного районов, солдаты разных запасных частей, всё же начали занимать позиции для штурма в Головинском саду и Анненхофской роще, со стороны Лефортовской военной тюрьмы и вдоль Яузы.
По инициативе полковника Гирса, прибывшие родители части воспитанников-москвичей из младших возрастов 1-го Московского кадетского корпуса, расположенного в огромных зданиях Екатерининского дворца архитекторов Ринальди, Кампорези, Бланка, ввиду морального потрясения воспитанников, забрали их по домам.