— Да, сегодня там ночевал… Всё лучше, чем матерью… Ну, ты знаешь…
— А тебе не страшно?
— Нет, они тихие, желтые, всеми брошенные, даже как будто все микробы их покинули. Когда я во внештатном оркестре в стройбате на похоронах играл частенько, то на них насмотрелся. А так… — рассеянно ответил Алёшин, — секционная, лаборатории, биопсийная комната, холодильники, комната для хранения трупов, моечная, музей, зал выдачи. Потолки высокие… Малая секционная, предназначенная для вскрытия инфекционных трупов, имеет отдельный вход. У морга, вдали от лечебных корпусов, еловые заросли, птички щебечут. От корпусов идёт к моргу подземная галерея в кафельной белой плитке, чтобы водить покойников в морг не на виду у больных. Патологоанатомический корпус скрыт ёлками и от жилых домов: вообще: будто ты не в Москве а за городом. Воздух свежий, спится хорошо…
— Как ты там можешь спать, не пойму, — воскликнул сдавленно Олег, — я бы там и глаза не сомкнул от страха рядом с мертвецами!
— Да ладно… Лежат себе спокойно на каталках, полках и в холодильниках. Ни о чём не думают, не завидуют, не ненавидят, не вожделеют. С мертвецами рядом мне спокойнее, чем с живыми, обуреваемыми таким страстями, что жуть настоящая берёт, а не фантомная… Помещения морга, связанные с перевозкой трупов внутри здания, проведением вскрытия, обработкой, хранением и биопсийного материала, отделены тамбуром и коридором от гистологической лаборатории, помещения для врачей и обслуживающего персонала, музея, душевой и санитарного узла. Всё потому… Я лично сплю на стулья в посещении выдачи трупов ровесникам… Вот у меня подопечный появился в терапевтическом отделении, Виванов фамилия, вот это да…
— В каком смысле?
— Он умирает, и уже неделю диктует мне свои воспоминания про революция 1917 года…
— Старый большевик?
— Нет, он был с другой стороны…
…Бывший лейб-гвардии полковник Трескин, получивший несколько дней назад от Виванова условленную сумму, организовавший свой личный штаб для отрядов офицеров «Общество георгиевских кавалеров» и «Белого креста» в электротеатре «Унион» на площади Никитских ворот, в свойственной себе манере, прочёл, выпучив огромные, белёсые глаза, высоким, срывающимся голосом, перед строем 7-го Новониколаевского революционного ударного батальона, прибывшего из Брянска, лекцию об истинной революционности, долге перед Родиной и части умереть за идеалы Свободы.
— Среди большевиков, верховодствующих в московских вооружённых бандах, полно провокаторов и немецких агентов, — говорил он с надрывом, красуясь перед строем угрюмых новоприбывших убийц по призванию, — благодаря именно им: Ленину, Зиновьеву, Троцкому и так далее, в эти проклятые чёрные дни кайзер Вильгельм II достиг всего, о чём только мечтал… За эти дни Ленин с товарищами обошлись нам не меньше огромной чумы или всероссийской холеры…
После получаса таких зажигательных речей алтайские ударники решили исключить из названия своего батальона упоминание революции, и стали себя называть просто — 7-м Новониколаевским батальоном смерти…
На площади Никитских ворот окна окружающих домов в этот сумрачный октябрьский день были темны и безжизненны. Зато у электротеатра «Унион» всё было в свету от костров и разгорающегося пожарища. В дыму стояли конные разъезды, автомобили, грузовики с солдатами. Грузовики с пулемётами в кузовах то приезжали, то уезжали. Тут же у гостиницы «Ницца» построилась полурота офицеров 2-й школы прапорщиков для выдвижения в сторону Кудринки. На Тверском бульваре, сразу за домом Гагарина, шёл бой — непрерывно били пулемёты, ухали бомбометы, с шелестом проносились и лопались шрапнели от Арбата до Тверской улицы и обратно.
После напутствия бывшего лейб-гвардии полковника Трескина хорошенькие сёстры милосердия принесли ударникам из магазина Бландова кофе в бидонах, шоколад, свежие калачи с сахарной посылкой и папиросы. Из «Униона» вынесли им патроны. Поднялась сутолока, ударники ели, пили, рвали бумажные пачки, прилаживая патроны в подсумки…
Батальону алтайцев бывший лейб-гвардии полковник Трескин поставил задачу немедленно убить эсеров на колокольне англиканской церкви святого апостола Андрея в Большом Чернышёвском переулке, очистить Тверской бульвар до Страстного монастыря на Тверской улице, отбить дома по чётной стороне Большой Никитской улицы от Никитских ворот в сторону центра, несколько часов назад занятые рабочими.
Колокольню англиканской базилики в Большом Чернышёвском переулке, выводящем от Большой Никитской к самому Моссовету и городскому Ревкому на Тверской улице, юнкера-александровцы во главе со своим фельдфебелем пытались отбить уже в течение нескольких часов, но засевшие на колокольне базилики эсеры и солдаты 55-го запасной полка просто не желали ни сдаваться, ни умирать. Огонь пулемёта с базилики по электротеатру «Унион» заставлял сильно нервничать Трескина — нарушалась нормальная деятельности его штаба, создавалась помеха отдыху после боевой работы личного состава, невозможно было передвигаться людям и автотранспорту по Большой Никитской улице. Пулемёт офицеров с крыши 4-х этажного «Униона», ведущий с утра эффективный огонь над крышей двухэтажного дома N 2 по Тверскому бульвару в сторону Страстной площади, пришлось временно убрать после гибели расчёта. У Моссовета — бывшего владения первого губернатора Москвы и московской губернии, властителя Белоруссии генерал-фельдмаршала Чернышёва стояли 3-х дюймовые артиллерийские орудия из 1-й запасной бригады красных, и при наличии контроля над Большим Чернышёвским переулком с помощью пулемёта на колокольне англиканской базилики, они могли быстро оказаться и на Большой Никитской улице, прямо у «Униона». Электротеатр «Унион» был ключом к обороне Кудринской площади и Новинского бульвара, двух бульваров — Тверского и Никитского и Моховой улицы. Поэтому, невзрачная церковь Вознесения Господня на Никитской в начале Большого Чернышёвского переулка была назначена промежуточным рубежом для повторной атаки на стратегически важную базилику апостола Андрея.