Поддерживающие атаку расчёты бомбомётов системы Аазена, посылали над штурмовыми группами на 100–150 метров вперёд полуторакилограммовые бомбы или мины «Excelsior» со взрывателями мгновенного действия, просто выкашивая осколками и кусками оперения укрывающихся за стволами лип Тверского бульвара рабочих-красногвардейцев и солдат 55-го полка, несмотря на то, что треть французских мин вообще не вырывалась. Шрапнельные мины — каждая по 600 круглых стальных пуль, оставляли в ветвях обширные прогалины. Даже когда бомбы или мины взрывались из-за ударов о ветки или о горизонтальные штанги держателей трамвайных проводов, это ничуть не снижало их смертоносной эффективности, наоборот — щепа деревьев превращалась в убойные элементы, да и рассеивание стальных осколков при взрыве над землёй было лучше…
Тверской бульвар то и дело озарялся вспышками выстрелов и сотрясался от взрывов. Сатанински хохотало эхо, дребезжали и лопались стёкла окон, вдребезги разлетались стёкла фонарей, и струи газа в сумерках взлетали свободно, как факелы. Трещали и валились сучья деревьев, стаи ворон непрерывного кружили в чёрном небе с тревожным карканьем, слышались душераздирающие крики раненых и стоны умирающих людей. Городские газгольдеры исправно снабжали это поле смерти газом, штыки штурмовых групп ударников зловеще сверкали в бликах пожара и факелов-светильников, непрерывно горящих уже третьи сутки — гасить, чинить и регулировать их здесь было теперь никому недосуг…
Каждая штурмовая группа ударников-алтайцев продвигалась вперёд в то время, как другая группа, демонстрируя завидную выучку, интенсивно обстреливала из своего оружия укрывшегося за деревьями врага. Арендаторы квартир и их домовые комитеты в этой части Тверского бульвара смогли воспрепятствовать рабочим и солдатам занять свои квартиры для ведения флангового огня, а отдельные стрелки с винтовками на крышах высоких домов — тучеломов во тьме и дыму, среди ветвей ничего сделать не могли. Тем более, что солдаты запасных московских полков и «двинцы», не говоря уже о рабочей московской молодежи: не имели той стрелковой подготовки, какую имели, например, лейб-гвардейцы из полков Петрограда. Во время атаки, пожилые солдаты запасных полков добродушно и по-отечески пытались уговорить особо любопытных жильцов не выходить на бульвар, где свистят пули, махали им руками, отводили в сторону, чуть не за руку, но сами иногда получали пулю в спину от какого-нибудь рафинированного чиновника или сына фабриканта.
Атака сил боевой группы Трескина шла стремительно. Ценой трех убитых и пяти раненых, алтайцы достигли деревянного павильона кафе-кондитерской с куполом в вычурном арбатском стиле на середине бульвара. Шестеро лежащих за ним тяжело раненных осколками солдат были мгновенно заколоты штыками, несмотря на все мольбы, как были убиты и двое пулемётчиков, пытавшихся сдаться в плен. Захвачен был неисправный по какой-то причине пулемёт и пять коробок патронов. После этого солдаты и рабочие в панике очистили бульвар вплоть до круглого сквера памятника Пушкину. Оставалось ещё 400 метров до Страстной площади…
Но во второй половине дня 29 октября 1917 года начали прибывать в Москву подкрепления к рабочим, по пути наводя порядок на станциях, поскольку, как всегда, целая армия дезертиров, грабителей и кулацких банд двигалась через них в разных направлениях по железным дорогам, круша и разворовывая всё на своём пути.
После отречения царя на железных дорогах творился полный беспредел — на станциях били окна, разбирали на дрова для паровозов заборы, иногда и дома. С ближайших к полотну кладбищ брали оградки и кресты с могил, и кидали в паровозные топки. Заржавленные кладбищенские венки из жестяных лилий и роз вешали на паровозы для украшения. В поездах было разбито и ободрано всё, что только можно разбить и ободрать. Даже из крыш выламывали заржавленные железные листы. На московских рынках шёл оживлённый торг вагонными умывальниками, зеркалами, кусками красного плюша, вырезанными из диванов вагонов…
Перевозкам подкреплений к рабочим содействовал исполнительный комитет железнодорожников, более могущественный, чем бывший министр МПС, настолько могущественный, что три месяца назад этот комитет заблокировал железные дороги и не позволил Верховному главнокомандующему армией генералу Корнилову перебросить свои карательные войска в Петроград, чтобы захватить город и установить военную диктатуру. Министр путей сообщений Временного правительства Ливеровский в те дни Корниловского мятежа был на стороне железнодорожного союза, и санкционировал разборку путей в районе станций Дно и Новосокольники — эти станции являлись ключевыми при подъезде к Петрограду с юга. Бывший генерал-адъютант в чине генерал-лейтенанта Алексеев и генерал Деникин, занимаясь созданием на деньги капиталистов добровольческой армии на Дону, назвали министра Ливеровского полной сволочью. По мнению этих кандидатов в диктаторы России, из-за его действий сорвался такой нужный осколкам страны военный переворот, но решающее участие в этих событиях сыграл всё-таки комитет железнодорожников — орган технически осуществляющий организацию движения по железной дороге. Этот всероссийский железнодорожный комитет — «Викжель» генералы пообещали повесить на фонарях на Красной площади в полном составе.