Оставаться в такой ситуации в номере «Метрополя» Василию уже было никак невозможно. Взяв все деньги организации с собой — оставшиеся 1,5 миллиона рублей и отпустив охранников и шофёра, он отправится с офицерской группой на грузовике в объезд через Кремль на Арбат, а оттуда в штаб Трескина на Никитские ворота в электротеатр «Унон». Женщины, кокаин, надежды на спокойную негу обеспеченной жизни проваливались в реальность, как Солнце за осенние тучи. Переезд в другую гостиницу у Китайгородской стены так и не состоялся. Там тоже уже шёл бой.
Нет, не то, что он был крысой, бегущей с корабля, наоборот, бегущая с корабля крыса устремляется на палубу, а не устремляется в самый глубокий и чёрный трюм — в электротеатр «Унион» на Никитских воротах — штаб лейб-гвардии полковника Трескина…
Невзирая на ожесточённый артогонь в городе, эсер Саблин, отказавшись даже встречаться с Вивановым или его доверенными людьми, будучи членом президиума Моссовета, свои эсеровские боевые группы в это утро в бой не повёл, подчиняясь решению о перемирии. Поэтому, взломать оборону юнкеров 4-й и 2-й школ прапорщиков от Лубянки до москворецкой набережной не удалось, как не удалось красногвардейцам Фрунзе и Чикколини преодолеть Театральную площади и ворваться на первый этаж «Метрополя».
Артиллерийские позиции на Калужской площади и в Нескучном саду пока сохраняли молчание. На Тверской улице у здания Моссовета шесть полевых орудий тоже бездействовали. Два 48-линейных французских артиллерийских орудия образца 1885 года красного профессора Штернберга, установленные на Воробьевых горах и на юго-западном склоне Таганского холма — Вшивой горке тоже молчали. Их цели — артиллерийская батарея подполковника Невзорова перед Чудовым монастырём и Малым Николаевскому дворцом, где располагался штаб школ прапорщиков генерала Шишковского. Здесь пока ещё было тихо…
Одновременно с действиями боевой группы Фрунзе на Театральной площади, на рассвете боевая группа Демидова возобновила в Лефортово обстрел Екатерининского дворца и зданий 2-го кадетского корпуса. Прибывшие отряды партизан Красной гвардии из других городов, моряки крейсера «Аврора» и рабочие Петрограда, сменили в Лефортово сильно измотанных несколькими сутками холода и бессонницы, московских красногвардейцев.
Член военного комитета Моссовета Аросев по телефону приказал Демидову прекратить огонь, но тот, чтобы оттянуть время, коварно притворился, будто не слышит товарища, и просил прислать письменный приказ, причём не на автомобиле, который может попасть под обстрел, а на лошади. Имеющиеся в распоряжении Демидова японские 75-миллиметровые полевые пушки Арисака имели слабое действие по толстым кирпичным стенам…
Ужасающий грохот беспощадной артиллерийской стрельбы у Китай-города и в Лефортово повис над оцепеневшей Москвой. По зданию 1-го Московского кадетского корпуса в короткий срок было выпущено 200 снарядов, произведя, однако, лишь 25 действенных попаданий. В огромном здании Екатерининского дворца возник пожар, разрушения оказались серьёзными, как и моральное потрясение воспитанников. Были убиты трое нижних чинов, ранена жена директора, контужен полковник Халтурин, среди кадетов и чинов корпуса убитых не было, только контуженные — большинство питомцев-москвичей было взято родителями из заведения накануне…
Ближе к полудню полковник Гирс попросил Демидова на 30 минут прекратить огонь артиллерии, чтобы дать возможность покинуть училище младшим кадетам и, находящимся в нём, гимназисткам Мариинской и Елизаветинской женских гимназий. После выхода девушек и младших кадетов, полковник продолжил переговоры, и всё-таки сдал Демидову здание 2-го Московского кадетского корпуса, несмотря на то, что офицеры из группы, подчинённой Трескину, пытались его застрелить за это. Они это сделали бы, если бы офицеры из числа преподавателей не заступились за своего начальника с оружием в руках. Гирс в полдень мужественно подписал акт о капитуляции кадетских корпусов, наживая себе тем самым страшных и влиятельных врагов. Орудийная стрельба в Лефортово на время прекратилась, пока у всех чинов корпуса отбирали оружие. Офицеры-наёмники были отправлены под конвоем в московскую военную тюрьму, офицеры-преподаватели и Гирс по домам, воспитанники-немосквичи остались в здании под охраной — им идти было некуда…