Выбрать главу

Когда вожди-коммунисты всходили на трибуну мавзолея Ленина, а по площади парадно и сурово шли советские войска или радостные проходили праздничные демонстрации трудящихся, в этом было что-то от древнего культа почитания предков и богов. Советские люди словно говорили жертвам контрреволюции:

— Вы не зря погибли за нас, товарищи, смотрите, какой красивой и сильной стала наша Советская страна, которой вы посвятили свою жизнь и судьбу!

Торжественным молчанием им отвечал вождь мирового пролетариата и похороненные у кремлёвской стены жертвы боёв с офицерско-юнкерскими отрядами Вышнеградского, Путилова и Каменки в октябре 1917 года, и убитый троцкистом в затылок Сергей Киров, и другие. Всем казалось, что после страшных усилий, гниющий среди нового советского народа живой труп старого общества тирании и насилия вырван с корнем, явные и таящиеся политические и уголовные враги изобличены, репрессированы, расстреляны, заключены под стражу, высланы, и теперь надолго можно вздохнуть с облегчением, и никогда карающий меч революции не окажется в руках врагов!

Именно тогда, до войны, великое множество русских женщин впервые в истории России вдруг стали красивыми как никогда. Восстановленные и построенные фабрики с советскими автоматическими ткацкими станками стали выпускать несметное количество ситца, атласа, крепжоржета, крепдешина, шёлка. Стало доступным создание новые виды материалов: сатина, бостона, крепа, фланели. Наконец-то правительством Союза ССР было остановлено троцкистское безумие с уродливыми рисунками с идеологической составляющей: серпы и молоты, комбайнами, тракторами и возникло море тканей с цветочным рисунком, в горошек и шёлковые платья в диагональную полоску. Фантазию модельеров теперь никто не ограничивал: наряды украшались оборками, воланами, бантами и защипками, в моду вошла плиссировка. К платью полагались аксессуары: шляпка и сумочка, береты, элегантные шляпки с полями из частных шляпных ателье, или модисток, работавших на дому, меховые горжетки, причёски «волна». Портнихи и обувщики, частные ателье и артели, принимающей индивидуальные заказы стали нарасхват. Знаменитым было ателье Наркоминдела на Кузнецком мосту. Портнихи Ламанова и Лямина из костюмерном цехе Московского Художественного театра были настоящими звёздами индпошива. Дом Моделей Мосторга на Большой Дмитровке и его портниха Ревекка Ясная не сходили с уст модниц. Всем сильно докучали никак не успокаивающиеся со времён разрухи царского военного капитализма спекулянты-перекупщики, но с ними боролись жёсткими репрессиями…

Советские журналы мод работали как машины — без устали тиражировали изображения советских манекенщицы, одетых по моде, накрашенных и с красиво уложенными волосами. По-прежнему ощущался только недостаток качественной кожаной обуви и многим девушкам приходилось носить туфли из прюнели, кожаные туфли-лодочки на перепонке. Фабрики Мосбелье и Ленбелье завалили города дешёвым бельём и хлопчатобумажными чулками, правда, невысокого качества. Качественные чулки из шёлка и фильдекоса продавалось только в столичных частных магазинах, и стоили дорого. Необычайной популярностью пользовался белый цвет и спортивная одежда. В моду ворвались приталенные пиджаки «с мужского плеча» и узкие юбки с разрезом. Плечевая линия стала расширяться, а модными элементами считались накладные карманы, крупные воротники, баски. Образ ухоженной советской горожанки, одетой в дорогие костюмы, с алыми губами, с драгоценностями и модной стрижкой, всем своим видом будто излучавшей благополучие, начинал брать верх в Москве над любительницы рабочего костюма с косынкой на голове. Актрисы-модницы Эмма Цесарская, Нина Алисова, Любовь Орлова, Татьяна Окуневская были кумирами… По всей довоенной Москве кипела стройка согласно генплана «Гипрогора», прокладывались линии трамваев и троллейбусов, продолжалось строительство станций и линий метро, сносились архаичные и безвкусные монастыри, церкви, кварталы деревянных домов, задушившие улицы и площади, прорубались в старой хаотичной застройке новые прямые улицы, строились из гранита набережные Москвы-реки и Яузы с прокладкой вдоль них теплотрасс, канализации, водопровода, линий электропередач и связи. Москва-река, став полноводной после ввода в строй канала Москва — Волга, покрылась непривычными для неё пароходиками и прогулочными катерами. Наконец-то в Москве появилась в достатке питьевая вода для снабжения всего города и его предприятий, стало возможно завершение строительства общегородской канализационной сети с системой очистных сооружений. Везде шла асфальтировка улиц поверх брусчатки, передвигались на домкратах целые дома, вводилось новые заводы на окраинах, фабрики, институты, конторы и министерства. На улицах Москвы уже редко попадались стайки самых настоящих испуганных и обозлённых крестьян, с затравленными голодными глазами, в опорках, лаптях, штопанных рубищах и портах, с всклокоченными колтунами немытых волос. Всё реже стояли они, почёсывая затылок, перед ломящимися от промтоваров и ширпотреба роскошными витринами магазинов на улице Горького, уже не открывали рот, глядя снизу вверх на одетые в строительные леса, высокие дома на улице Горького, Ленинградском шоссе, на Садовом кольце и Проспекте мира. Персонажи романов Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» Остап Бендер, Киса Воробьянинов и Корейко из сатирических образов НЭПа превратились в комедийные образы для взявшего верх социализма. Сверкала слюдой новёхонькая терразитовая штукатурка правительственных зданий с охраной НКВД и шикарными чёрными автомобилями у подъездов. Посмеиваясь и приглядываясь, по весенней довоенной Москве прогуливались студентки и курсистки, сбежавшие с занятий бесчисленных рабфаков, курсов и институтов сталинской культурной революции. Девушки сверкали белыми носочками из-под ремешков сандалий фабрики «Скороход», хвастались цветастыми платьями и строили глазки молодцеватым курсантам военных училищ, служащим и студентам, волокущим стопки учебников и желтоватые рулоны чертежей. Они больше не боялись голода и холода, им не нужно было теперь искать, как во время разрухи и НЭПа, взрослых мужчин, способных из прокормить, не нужно было с страхе жить с ними, как в плену, теперь для русских женщин наступало время свободы, любви и надежд. Социализм раскрепостил их и сделал действительно равноправными. Счастливо блестя глазами, девушки нарочито громко разговаривали, будто случайно задевали подложенными плечиками платьев и жакетов молодых людей, задавали себе праздный вопрос: