Всё началось, вероятно, с того, что Хрущёв и Микоян, вынужденные под угрозой американского ядерного удара превосходящими силами, превосходящими все советскеи возможности в соотношении 10:1, имея в своём распоряжении превосходный сталинский фундамент, принялись по-троцкистски развивать тяжёлую промышленность и торговлю в ущерб лёгкой и пищевой промышленности жизни людей, ставя технический прогресс, гонку вооружений для экспорта революции куда важнее хлеба и колбасы для рабочих, а скоропалительная идея с кукурузой едва не погубила передовое советское сельское хозяйство — полки магазинов начали постепенно пустеть. Во многом оголтелому троцкизму в экономике, во внутренней и внешней политике способствовала необразованность Хрущёва самого и его западноукраинской неформальной жены, бывшей когда-то рабыней польского пана. Что касается Микояна, то его нежелание подниматься над сознание сына армянского плотника и учиться, учиться и учиться, а не только быть торговцем внутри страны и за рубежом, навредили делу не меньше, а с учётом разрастания денежного способа торгового обмена внутри социалистического общества, вместо товарного обмена и простого предоставления, даже больше, и вообще потащили страну вместо пути к коммунизму обратно в капитализм с нарастающей скоростью… Сначала подорожала мука, потом она и вовсе исчезла. Именно тогда прозвенел первый звонок предупреждения, на который Хрущёв, Микоян, Устинов, Громыко, Куусинен, Демичев, Фурсенко и другие не отреагировали, а стали впервые после тяжёлого преодоления с помощью коллективизации системы периодического российского голода, закупать зерно за границей. Взлетевшие на треть при Хрущёве и Микояне цены на хлеб потянули за собой всё остальное, но их, как троцкистов, больше занимали революции в других странах и ракеты для восстановления паритета с США, возможность красоваться на виду всего мира и жить широко за счёт казны. В то же время зарплаты трудящихся не росли, и пошли в гору вдогонку за ценами позже, благодаря начавшемуся широкому экспорту нефти и наращиванию успехов машиностроительной отрасли, опять же увеличивая роль денег. Вот только продуктов стало не хватать пропорционально росту зарплат, качество этих продуктов ухудшилось, при попустительстве хрущёвцев, не желающих перед лицом изготовившихся к ядерной атаке американцев, более строгими репрессиями бороться с нарушениями в советском планировании, распределении, производстве и торговле. Торговая мафия и вредители, понимая это, немедленно подняли голову и начали расцветать и продвигать наверх своих людей. Плановая экономика могла спокойно обеспечить полный ответ покупательскому буму, но и второй звонок остался без внимания, всё ограничилось полумерами. В магазинах были и хлеб, и сахар, масло по 3 рубля 43 копейки за килограмм и сыр по 2,16, куры и мясо за 1 рубль 74 копейки за килограмм и самый культовый продукт — колбаса по 2 рубля 20 копеек, вино, пиво по 47 копеек за литр, коньяк высококачественные изделия типа конфет «Мишки на Севере», сгущёнки с синей наклейкой, чая со слоном, колбасы «Докторской». Но всего этого было часто впритык, часто быстро разбиралось, а котлеты были часто единственным блюдом, которое можно было приготовить из плохого магазинного мяса. Лучше всего снабжались продуктами столицы республик, крупные промышленные центры, курорты Крыма и Кавказа и Прибалтика. За дефицитным товаром высокого качества, уже намеренно придерживаемого на складах и базах мафией для торговли с наценкой, людям из глубинки приходилось ехать в большие города, в Москву. Лучше Москвы снабжались только закрытые научные и оборонные города, связанные с оборонкой или добычей нефти. Там было изобилие, но купить товар можно было лишь местным жителям по предъявлению паспорта с пропиской. Поэтому почти каждые выходные советские провинциалы приезжали в Москву, чтобы что-то купить из дефицита — там прописку не спрашивали. Именно при растерявшихся без сталинской экономической науки Хрущёве и Микояне возникли продуктовые электрички из провинции в столицу за продуктами — приезжали целыми семьями и трудовыми коллективами, и вместо культурных объектов бежали в главные магазины страны. Перед уходом в армию Алёшин постоянно их наблюдал, поскольку свою комнату мать после окончания выплаты отцом больших полковничьих алиментов, сдавала таким приезжим за колбасой и импортными сапогами, искавшим на вокзалах комнату для ночлега и базировании вместо загруженных всегда московских гостиниц. Сама она спала на кухне, предпочитая неудобства необходимости ходить на работу. Главными магазинами страны были ГУМ, ЦУМ, «Детский мир», Елисеевский гастроном, универмаг «Москва». Товары были обычно сложены на прилавке у продавца, как будто в 40-годы в США, товар был отгорожен от покупателей стеклянной витриной — для того, чтобы уменьшить кражи. Коробки обуви стояли на пристенных стеллажах открыто, так как пару обуви в коробке украсть незаметно практически невозможно — ряды коробок по размерам, примерочные банкетки. Мясные отделы были нормально снабжены только в крупных магазинах союзных столиц и в районах проживания начальства. Мясо как на рынке рубили на глазах у посетителей на толстой деревянной колоде. Овощной отдел обычно продавал белокочанную капусту, свеклу, морковь, лук репчатый и зелёный, картошку по 13 копеек за килограмм, нескончаемые мандарины, апельсины и бананы. Зелёные огурцы в магазинах появлялись ранней весной, а потом исчезали. Из вертикальных стеклянных колб с кранами внизу продавали натуральные соки на разлив в стаканы: томатный — 10 копеек стакан, сливовый, виноградный и яблочный 12, мандариновый и апельсиновый — 50 копеек. Рядом с такими колбами обязательно был стакан соли и стакан с ложкой — подсаливать томатный сок по вкусу. Алёшин обожал разливной томатный сок с солью в овощном магазине «Овощи-фрукты» в красивом доме на пересечении Герцена и Мерзляковского переулка.