Теперь перед глазами Алёшина на прилавках огромного магазина стояли сейчас в изобилии только соки в прозрачной банке — «березовый сок», больше напоминающий подсахаренную воду с лимонной кислотой. В последние пол года перед демобилизации из стройбата в его часть в Татищево перешла на брюкву с килькой. Масло, чай, сахар и хлеб, слава труду на хозрасчёте, ещё у стройбата был, и только за ними отряжался гонец, чтобы доставить дефицит на стройплощадку, где бригада Алёшина выполняла дембельский аккорд в виде отделки подъезда пятиэтажного дома. Остальное добывали сами — покупали за свои деньги, брали с огородов, воровали кур с птицефабрики…
— Становитесь в конец очереди, товарищи! — не очень дружелюбно глядя на молодых людей, сказал мужчина в мокрой кроликовой шапке, явно надетой слишком рано, не по сезону, поскольку температура сейчас была положительная — около десяти градусов Цельсия.
— А чего дают-то? — спросил Олег, делая заговорщицкое лицо, чтобы войти в доверие к очереди.
— Сосиски, сыр и картошку польскую обещают! — ответил мужчина в мокрой кроличьей шапке, полушепотом.
— А когда?
— Неизвестно, может быть сегодня и не успеют…
— Опять нитраты привезли они нам! — сказала в продолжение какого-то своего разговора с соседкой в розовом берёте крупной вязки, молодящаяся женщина с несуразно накрашенными карандашом бровями, стоящая в очереди уже на ступеньках гастронома — коммуняки и еду-то всю отравили!
Из фургона ГАЗ-53 справа от магазина как раз в это время что-то быстро начали разгружать в приёмный полуподвальный люк двое бодрых грузчиков в синих телогрейках поверх чёрных комбинезонов спецодежды, и почти одинаковых кепках. На удивление всех, стоящих в очереди, двое других грузчиков что-то одновременно в машину загружали, поданное из люка на подъёмнике.
— За границей-то всё чистое и экологичное, только нас Горбачёв своей продовольственной программой травит! — ответила женщина в берете, — хоть бы иностранцы эти нам по ленд-лизу как войну что-нибудь прислали, тушёнку без нитратов, печенье…
Алёшин взглянул через головы людей внутрь магазина: освещённые пустые витрины, неподвижный торговый зал, металлические сетки-контейнеры с что-то вроде залежей рыбных консервов, бакалею — пакеты с мукой и вермишелью, пластмассовые сине-белые пиктограммы отделов, скучающих продавцов и кассиров, пустые прилавки и холодильники, усталых людей в очереди, и потянул товарища за рукав со словами:
— Пошли в подсобку, иначе мы сегодня до твоей Кати не дойдём! Деньги есть?
— Да, червонец… — ответил Олег, вынимая из внутреннего куртки розовую десятирублёвую купюру с портретом Ленина, — если по госцене покупать, хватит много на чего…
— Тогда делай наглую морду, расправь грудь и руки держи пошире!
Быстро пройдя мимо грузчиков, никем не остановочные, друзья с деловым видом спустились по бетонным ступеням в подвал магазина, и пошли мимо рядов промышленных холодильников, стеллажей, штабелей разнообразного продовольствия.
После нескольких поворотов, провонявший рыбой и сырой картошкой коридор привел их к открытой двери, за которой в комнате с полуподвальным окном за столом, заваленной бумагами, сидел лысый мужчина неопределённого возраста в белом халате, словно врач, с отёкшим лицом и что-то подсчитывал на модном японском калькуляторе «Casio». На одной стене висел плакат с переходящим вымпелом победителя социалистического соревнования с извращённо стилизованным профилем Ленина, на другой японский глянцевый календарь с очень молодой голой розовощёкой миниатюрной японской девушкой с красивой причёской на фоне цветущего розовыми цветочками дерева и зелёной лужайки.