Чарли уже прикипела к своей лжи, срослась с новым статусом и вытекающим из него чувством собственного достоинства. Пусть бы Саймон поверил в то, что у нее появился приятель. Не для разового перепихона, а возлюбленный. Настоящий. Как у большой девочки.
Чарли не рассказала сестре про Элис Фэнкорт и Саймона. Слишком было больно. С чего вдруг Саймон вспомнил об Элис – после почти двухлетней разлуки? Ничего из их встречи хорошего не выйдет. Чарли рассчитывала, что он забыл Элис или на пути к тому, чтобы забыть.
Между ними ведь ровным счетом ничего не произошло.
Саймон объявил ей, что намерен позвонить Элис, с торжественно-мрачным видом, заранее отметая ее протест. Конечно, он понимал, что его решение будет неприятно Чарли. Спустя несколько дней, небрежно обронив имя Грэма, Чарли поняла, что ошибалась: ничего Саймон не понимал.
Оливия не уставала напоминать об этом сестре, хотя Чарли забыть и так не грозило.
– Саймону до лампочки, есть у тебя кто или нет. С чего ты взяла, что можешь заставить его ревновать? Хотел бы он тебя – давным-давно заполучил бы.
А вдруг Саймон обнаружит, что Грэм – не более чем ее фантазия? Только не это. Такого Чарли не перенесет.
– Так звонить насчет шале? – устало спросила она.
– Хуже этой дыры наверняка не будет, – с утрированным шотландским акцентом отозвалась Оливия. – Почему нет, крошка?
Глава пятая
– Я хочу сделать заявление об изнасиловании, – говорю я констеблю Уотерхаусу.
Он хмурит лоб, глядя на лист бумаги в руках, словно тот подскажет ему, как со мной надо себя вести.
– И кого изнасиловали?
– Меня.
– Когда? – Судя по резкому тону, он мне не верит.
– Три года назад. Тридцатого марта 2003 года.
Надеюсь, повторять дату не придется.
Констебль Уотерхаус по-прежнему стоит у двери и садиться будто не намерен. Комната для допросов немногим больше моей ванной. Плакаты на бледно-голубых стенах сообщают о токсикомании, домашнем насилии, мошенничестве и видеопиратстве. Неужто кого-нибудь действительно волнует, что люди продают нелегальные копии фильмов? Впрочем, полиция обязана пресекать любые преступления, даже смехотворные. Эмблема полиции в нижнем правом углу каждого плаката наводит меня на мысль, что в этом здании есть целый отдел, где художники-дизайнеры решают, какого цвета должен быть фон на плакате о фальшивых страховках.
Рисунок – любимая часть моей работы. Меня тоска берет, если клиент приходит со своим эскизом. Предпочитаю тех, кто доверяет дизайн мне. Обожаю выбирать латинскую фразу для девиза, цвет, фурнитуру и камень. Фурнитура – это все, что напрямую не относится к определению времени, любой декоративный штрих.
Я мало что рассказывала тебе о своей работе. Ты ведь о своей молчишь, и я боюсь, что ты подумаешь, будто я считаю свою работу важнее. Однажды я сделала ошибку, спросив, почему ты стал зарабатывать на жизнь грузовыми перевозками.
– То есть по-твоему, мне следовало выбрать занятие получше, – моментально отозвался ты.
Я так и не поняла, ты обиделся – или выдал собственные мысли за мои?
– Ничего подобного, – сказала я, не покривив душой.
Стоило только дать себе труд подумать – и я нашла массу преимуществ в твоей профессии. Прежде всего, ты сам себе хозяин. Целыми днями можешь слушать любимые диски или радио. В итоге я даже решила, что в наших занятиях больше сходства, чем различий. С чего я взяла, что все водители грузовиков – тупые пузатые мужланы с бритой головой, равнодушные ко всему, кроме цен на горючее? Врожденный снобизм виноват, не иначе.
– Мне нравятся дороги и не нравится от кого-то зависеть. – Ты пожал плечами; для тебя ответ был прост и очевиден. – Да, я вожу фуру, но я не кретин.
Как будто такое могло прийти мне в голову! Умнее тебя я никого в жизни не встречала. Образование ни при чем. Не знаю, закончил ли ты среднюю школу, подозреваю, что нет. И ты не рисуешься, как многие умники, – совсем наоборот, мне надо очень постараться, чтобы вытянуть из тебя мнение о чем-нибудь. Свои взгляды ты высказываешь с виноватым видом и очень неохотно. Любовь ко мне – единственная тема, которую ты готов развивать бесконечно.
– Я сам по себе, – добавил ты. – Только я и мой грузовик. Куда лучше, чем все эти комми.
Я не знала, что ты против коммунистов. За все время, что мы знакомы, ты вообще единственный раз коснулся политики. Мне было интересно, с чего вдруг, но я не спросила, чтобы не тратить последние минуты свидания.