– Дело не в Джульетте, – сказал ты. – Она не изменится. Никогда.
Мне почудился приговор в твоих словах, но, возможно, то была сдерживаемая ярость, гнев, заполнивший брешь, где прежде жила надежда. Глаза твои сузились, будто от внезапного приступа боли.
– С ее точки зрения, все равно – бросить ее сейчас или через год. Или через пять лет. Никакой разницы.
– Но если никакой разницы, почему ты не уйдешь от нее сейчас?
Вопрос приходил в голову не только Ивон. А ты признался:
– Дело во мне. Прозвучит бессмысленно, но… Я так долго думал о том, чтобы уйти. Пожалуй, слишком долго и много думал. Идея стала навязчивой. Она слишком велика для меня. Я оглушен ею. Каждый момент, каждый нюанс, каждый штрих я рассматриваю как под микроскопом – как это сделать, когда… В мечтах я уже в процессе расставания. Я все еще к ней так близок, но в то же время уже так далек от нее. – Ты грустно усмехнулся. – Беда в том, что за пределами моего сознания процесс даже не начинался.
Ты долго говорил, тщательно подбирая нужные слова, только те, которые точно отражали твои чувства. Я давно заметила, что ты не любишь говорить о себе – если только не хочешь сказать, как ты меня любишь, как оживаешь рядом со мной. Ты полная противоположность среднему эгоистичному, невнимательному мужчине. Ивон считает, что я на тебе сдвинулась, – и она права, – но она не видела тебя, не общалась с тобой. Никто не знает, каким голодным взглядом ты смотришь на меня – будто в последний раз. Никто не был на моем месте, когда ты меня целуешь. Моя одержимость тобой бледнеет в сравнении с твоим отношением ко мне.
Как объяснить все это Ивон? Как объяснить то, что я сама до конца не осознала?
– А если все так и останется? – спросила я тогда. – Ты так и будешь оглушен мыслью о разрыве с Джульеттой, эта идея так и будет слишком велика для тебя?
Я ведь не полная дура. И видела я фильмы – у Ивон их полно – о женщинах, которые жизнь тратили на ожидание, пока женатый любовник разведется. Хотя для меня ты не будешь пустой тратой времени, как бы судьба ни повернулась. Даже если ты не уйдешь от Джульетты. Даже если три часа в неделю – это все, что ты сможешь мне дать.
– Я и буду всегда оглушен этой мыслью, – отозвался ты. Не такие слова я хотела услышать – и отвернулась, чтобы ты не заметил моего разочарования. – Всегда буду чувствовать то же, что и теперь, будто я балансирую на самом краю, не в силах сделать решающий шаг. Но я его сделаю. Заставлю себя. Когда-то я хотел жениться на Джульетте. И женился. Сейчас я отчаянно хочу, чтобы ты стала моей женой. Мечтаю об этом каждую минуту каждого дня.
Когда я вспоминаю все, что ты говорил мне, когда твой голос так ясно звучит в сознании, я чувствую себя умирающим животным. Неужели все кончено? Нет, не может быть. Я увижу тебя снова, обязательно увижу. До четверга осталось два дня. Я приеду в «Трэвелтел» ровно в четыре часа. Как обычно.
Ивон пихает меня локтем:
– Эй, подруга. Пожалуй, мне стоило прикусить свой поганый язык. В конце концов, я-то что понимаю? Вышла замуж за вечно пьяного лентяя, потому что с первого взгляда влюбилась в летний домик у него в саду. Все мечтала, как чудно мне там будет работаться. За что боролась, на то и напоролась, верно?
Ивон безбожно врет про свою романтическую историю, представляя себя в самом неприглядном свете. За Бена Котчина она вышла по большой любви. Подозреваю, до сих пор любит, невзирая на его никчемность и пьянство. Но «Саммерхаус веб-дизайн» – фирма Ивон – теперь располагается в специально для этого переоборудованном подвале моего дома, а летний домик Бена, если шпионам Ивон можно верить, используется главным образом как гигантский шкаф для напитков.
Почти доехали. Полицейское управление, сначала расплывчатое красно-кирпичное пятно, быстро приближается. У меня в горле застрял жгучий ком. Проглотить не выходит.
– Слушай-ка, а давай махнем куда-нибудь? – вдруг предлагает Ивон. – Тебе надо отдохнуть, расслабиться, чуток отвлечься от всего этого напряга. Смотались бы в «Серебряный холм». Я тебе показывала их рекламу? Могу устроить нам шале, считай, даром. Связи – классная штука. Закругляйся со своими делами в полиции – уж не знаю, что ты там надумала, – и возьмем курс на…
– Нет!
Дался всем этот «Серебряный холм», будь он проклят. Сержант Зэйлер вцепилась в меня с расспросами, когда я как последняя дура выложила карточку. Интересовалась, ездила ли я туда вместе с тобой.