4
Прошуршит по крышам первый снегопад.Упадёт на город пелена тумана.Над лугами детства лебеди летят,грустные, как сказки Ганса Христиана.
Не скрипи так мрачно, уличный фонарь.В жизни даже звёзды, знаешь ли, стареют.Раздувает ветер угольную гарь.Почему же спички не горят, не греют?
Всё бледнее щёки, губы холодней.Белая дремота липнет на ресницы.Солнечная стая гордых лебедейгадкому утёнку больше не приснится.
Сон-трава
«Сутулое седое солнце…»
Сутулое седое солнцеБредёт по кругу.Февральский ветер в кронах сосенИграет фугу.
Пустая площадь, где крыша с флагом.Воронья стая.Склонилась память над фолиантом,Года листая…
«Под слоем пыли в комнате закрытой…»
Под слоем пыли в комнате закрытойстихи в обложках и картинки в рамках,и золушки в своих картонных замках,и чёрный флаг с разбитого корыта.
Он, этот флаг, простреленный в боях,проглажен утюгом и в шкаф уложен,где маска, алый плащ, кинжал без ножени Часослов с крестами на полях.
А на столе, в конверте – грампластинка,смешной фокстрот (да кто ж его не знал!),разбитая печатная машинка,полглобуса (как мира половинка),засохший фрукт и вахтенный журнал.
И прочий хлам. Ведь сколько не крути,но на пути необратимо длинном,где паруса пропахли нафталином,других следов не различить… почти…
«Будто дым от небесного пороха…»
Будто дым от небесного пороханевесомо плывут облака.Извлекаю себя из-под ворохаобстоятельств со дна сундука.
Вынимаю надежды бесплодные,отлинявшие и старомодные,потому что не носят давноэти в розовых рюшах фасоны,эти туфли…Иные резоныправят миром.Но мне всё равно.
Буду штопать, прилаживать латки,разбирать кружева и перчатки,пояса и атласные ленты,и тетрадки, где шёпот стихов,будто звук уходящих шагов.
Так уходят на дно континентыв мир забвения, в толщу веков.
Всё проходит: потопы и громы.Этот мир, непомерно огромный,словно щепочку крутит Река.
Над причалами воют сирены,дуют в парус ветра переменыи иные зовут берега.
Порвались, перепутались нити.Но останусь верна Атлантиде:там, в прозрачно-зелёном зените,невесомо плывут облака…
«Это может быть элементарно…»
Это может быть элементарно,и прощенья не за что просить:очаруюсь берегом янтарным,и забуду северную стыдь.
Позабуду всё: как ветер свищет,как мерцают искры над трубой:оставляя старое жилище,пыльный хлам не тащат за собой.
Если покупаешь платье новое,ветхое тряпьё порви – и в печь!Только память, голова садовая,уголья останется стеречь.
Ворошить ещё не догоревшее,даже если нечему гореть.Забыто́е и заледеневшееу огня пытаться отогреть:
лунный луч на вышитой подушке,за окном укрытый снегом сад…
Так сентиментальные старушкираспашонки детские хранят.
Старый дом
Он мне опять приснился, старый дом,где бродят тени на кошачьих лапах,а в воздухе прозрачном и густомвисят пылинки и конфетный запах.
Входная дверь простуженно скрипит.Мои шаги неверны и неловки.А что-то очень жуткое на видпод покрывалом прячется в кладовке.
И что-то стонет там, на чердаке,как будто черти вышибли окошки,и домовой в бумажном колпакепорезал о стекло босые ножки.
Вздохнёт рояль, тяжёлый и больной,сыграть захочет Баха или Листа,но чья-то тень со сгорбленной спинойв углу за печкой кашляет и злится.
Утешится, уснёт печальный гном —на пухлых щёчках розовые пятна.
И только осень плачет под окном.А кто её обидел – непонятно…
Этюд с водопроводной трубой
Скрипела рама. Ветер выл.Озябший дождь чечётку бил.Водопроводная труба уже взяла четыре ноты.Кряхтел и охал старый клён,летели листья на балкон,и заползала в скучный дом тоска осенней непогоды.
Щенок устал и спал в углу.Валялась обувь на полу.На кухне капала вода. На тумбочке стояли розы.Журчало с потемневших крыш.В стенном шкафу шуршала мышь,а кот за этим наблюдал, удобной не меняя позы.