Кое-где валялся всякий хлам, но мне нравилась эта природа, мой новый дом и моя новая жизнь. Я ходил, ходил, грибов, конечно, никаких не было – какие грибы в июне-месяце? Я забрёл уже достаточно далеко: стали попадаться малиновые кусты, было много бурелома, так что мне стало трудно пробираться.
Я долго бродил, прежде чем понял, что заблудился. «То ли леший нынче рьян, То ли воздух нынче пьян»[7], – подумал я. Однако не боялся. Я собрался с мыслями, постарался не паниковать, а спокойно выйти. Вспоминал, что нужно делать в таких случаях. Стараясь не забирать вправо, так как все заблудившиеся ходят кругами, потому что слишком забирают вправо, я старался выйти к железнодорожной линии.
Вдруг вдалеке я увидел просвет и обрадовался. Хотя бы опушка. Я вышел на нее и увидел кресты. Кладбище. Уже кое-что, значит линия близко. Я пошёл дальше – кладбище всё разрасталось передо мной. Я шёл по тропинкам между рядами могил и смотрел вперёд. Вдалеке перед собой я уже видел железнодорожные пути. Я с радостью направился прямо к ним.
Вдруг прямо перед собой я увидел девушку лет двадцати. Она как будто выросла из земли – так неожиданно она появилась. Она была красивая, но какая-то грустная, высокая, с длинными чёрными волосами, с бледным лицом и с ярко-красными губами. Она была такая близкая, но в то же время какая-то нездешняя, неземная, загадочная. Она печально смотрела на меня красивыми карими глазами, затягивая, словно в омут.
Мне захотелось, прижать её к себе, погладить по волосам, чтобы она перестала печалиться. Мой взгляд скользнул по её фигуре. Одета она была в чёрное, довольное изношенное платье, сидевшее на ней мешком и скрывавшее как достоинства, так и недостатки её фигуры, которые, как я думал, были у неё, как у всякой женщины.
«Не думала, что встретит здесь мужчину»,– подумал я. Вы же знаете этих женщин – наряжаются только ради мужчин. «Наверное, она деревенская,– опять подумал я. Я смотрел на нее не отрываясь.
«Как вас зовут?» – наконец произнес я. У меня язык не повернулся обратиться к ней на «ты». Она еле слышно произнесла своё имя. «Марина?» – переспросил я. Она улыбнулась. «Марина,– подумал я,– Мариночка». «Вы пришли навестить родственников?»,– спросил я.
Она, улыбаясь одними уголками губ, помотала головой и вдруг развернулась и пошла по проходу между оградками. С полпути она оглянулась, ещё раз посмотрела на меня и пошла дальше. Через несколько мгновений её уже не было. Она исчезла также внезапно, как и появилась.
Я посмотрел на тропинку: мне показалось, что трава, где шла Марина, не была потоптана, а несколько жёлтых цветов, растущих по середине тропинки, не были сломаны. «Я заблудился, устал, переволновался», – подумал я. Однако мои размышления были внезапно прерваны.
Ни с того, ни с сего небо почернело, облачка, ещё недавно лёгкие и белые, стали тяжелыми свинцовыми тучами, затянувшими всё небо. Резко потемнело и начался дождь. Из летнего грибного он постепенно стал ливнем, хлеставшим меня по спине. Я быстро шагал к путям, а потом вдоль них домой, вдыхая запах мокрой травы.
Кладбище тянулось вдоль линии, мокрые кресты производили на меня тягостное впечатление, гремел гром, сверкали молнии, и я считал, сколько времени проходило от раската до сполоха. Я старался уйти как можно скорее, сбивался на бег, но быстро уставал, снова переходя на ходьбу. Мной вдруг овладело необъяснимое чувство страха: я буквально оцепенел, к тому же замёрз, я боялся оглянуться, смотрел прямо перед собой, не делал лишних движений и ускорял ход. К калитке я подошёл промокшим до нитки.
В течение нескольких следующих дней я много работал, и моих сил хватало только на то, чтобы в девять часов вечера сидеть на лавочке возле нашей калитки с Катей Телегиной. Её подруга Света сначала выходила гулять, но потом куда-то уходила.
Солнце садилось, я смотрел на розовое или красное, но всегда разное закатное небо, на перистые облака, обретавшие причудливые формы, и жалел только об одном – о том, что Марина не со мной.
В эти дни я много думал о ней, хотел поговорить с ней. Я знал, что Марина ещё появится, захочет меня увидеть.
Затем в свои выходные я пару раз ходил в лес. Я нашёл и сельское кладбище – черта города здесь уже заканчивалась, – и то место, но её я не видел. Один раз я встретил сгорбленную старуху с длинными распущенными волосами, в другой раз – красивую хрупкую женщину тоже бледную и с красно-рябиновыми губами, как у Марины. Я даже подумал, не мать ли это её. В общем, мои попытки не увенчались успехом. Трава, птицы, земляника и жучки уже не радовали меня: лес казался каким-то пустым, одиноким, как дом без хозяйки.