Я ушла, иду и думаю, к Саше что ли поехать, вот прямо сейчас сесть на маршрутку и поехать. Даже домой не хотелось идти – были предчувствия. Я же даже зонт из прихожей взяла на всякий случай. Не знаю чей. Потом, думаю, верну, чтобы какое-то оружие было хотя бы.
И тут этот Стасик меня догнал. Я только из Олиного двора вышла, не успела далеко отойти. Говорит: «Пойдём, я тебя сфотографирую, у меня дома аппаратура хорошая, свет поставлен и вообще я собираю коллекцию: делаю фотографии девушек в гробах». Я говорю: «Нет, мне к брату надо».
Он рядом со мной идёт и говорит: «Да чего ты стесняешься, я и гробы сам изготовил, они у меня лежат в чулане – два, такие красивые: один тёмно-синий с красным, другой чёрный с розовым, цвета Эмо, мягкие – с бархатной обивкой». Он меня задолбал этим своим «Чего ты стесняешься». Я говорю: «Нет!», а зонт сжимаю в правой руке. А сама думаю: «Бедные родители, бедная бывшая девушка...».
Тут он меня за левую руку хватает и говорит: «Пошли!». А народу как раз нету, начались кусты, гаражи и помойки. Я руку вырываю и говорю: «Не пойду, уйди отсюда!». Я на него злобно зыркаю и громко говорю: «Сейчас милицию вызову».
Он так на меня смотрит, как удав на кролика, улыбается, маньяк натуральный, а потом смотрю, в лице переменился, помрачнел, морда красная, злобная, явно не в себе, и какой-то толстой палкой мне по голове замахивается. Где он её подобрал, не знаю. Я увернулась, но он всё равно по плечу попал, потом ещё куда-то в бок, а сама зонтом по голове или даже по лицу, не знаю, и ногой пинаю куда надо. Всё в какую-то секунду.
Я бегом, плечо болит. Не зря я раньше лёгкой атлетикой занималась. Бегу, оглянулась – не преследует, я быстрее к посту милиции. У нас там есть возле рынка кнопка вызова милиции. Я как вспомнила, что там есть пост, так сиганула, будто за мной сто тысяч чертей гнались. Хорошо, по ногам не бил.
Максим налил себе ещё стакан пива, залпом выпил и сказал: «Нет, всё-таки дайте мне этого козла». «Плечо не болит?» – Спросил Саша. «Нет, – ответила Вика, ставя чашку на пол и поправляя одеяло,– главное, перелома нет, но вообще страх такой».
Тут она закрыла лицо руками и внезапно начала плакать. «Пусть поплачет,– сказал Саша Максу,– она у нас молодец, это мы крупно лоханулись. Родителям придётся сказать. Приедут – скажем. Звонить не будем». «Не будем»,– как эхо отозвался Макс, обнимая всхлипывающую сестру и гладя её по голове.
Сон
Вот уже четыре дня подряд идёт дождь. Из них три дня я в отпуске. И это июль! Хотя, когда мне выдали отпускные, я над ними всплакнул, два раза плюнул и убрал. Больше ничего с ними сделать нельзя. Я работаю в библиотеке. Возможно, кому-то это кажется странным – мужчина на выдаче книг – но это так.
Мне сорок восемь лет, восемь из которых я живу один – моя жена умерла от рака. Незадолго до смерти, когда она уже всё знала, она продала нашу трёхкомнатную квартиру и купила две однокомнатных. Одну для меня, одну для сына. Я никогда не был таким деятельным, а в тот момент я вообще ходил как в тумане, думал лишь о том, можно ли спасти мою жену. Лида решила, что так будет лучше.
Мы перевезли мебель и всё остальное, а через несколько месяцев она умерла. Её одежду и некоторые вещи я отдал её подругам и соседке по прежней квартире. Но моя жена всю жизнь собирала кошек. У нас была одна живая кошка, я взял её с собой на новую квартиру, четырёхцветная Дуся, тоже уже старая.
А Лида собирала парные фигурки кошек, кошек сидящих вместе друг с другом. Когда ей было лет пятнадцать, она во время поездки в древний русский город Ростов Великий заходила в Ростовском Кремле в мастерскую по обработке чёрной глины и там узнала, что такие кошки символизируют согласие в доме, и с тех пор собирала именно их.
После её смерти, мне одному, конечно, согласие в доме с самим собой было ни к чему, но я решил их оставить. Теперь куда ни посмотрю, везде каждой твари по паре, всё как в двоичной системе, на подоконнике, на стенке, на столе, на тумбочке кошки, кошки, кошки. Глиняные, стеариновые, фарфоровые, из неизвестных мне материалов. Дуся иногда задевала и даже роняла своих собратьев, но они никогда не бились. Кошачья солидарность! А теперь и Дуся меня оставила.