В общем, боялась она почти всего, а главное того, что её дочери Маше, по личному мнению Светланы Георгиевны, не отличающейся ни умом, ни красотой, достанется двухкомнатная квартира. А ведь ей уже семнадцать лет, как бы женихи на квартиру не позарились. В очередной раз твёрдо решив Машу с углом непонятно кому не отдавать, а лучше вообще не выдавать замуж, а квартиру сдавать, Светлана Георгиевна прокричала: «Ма-а-ша!».
На зов из комнаты вышла её дочь, миловидная, среднего роста, но несколько полноватая, с короткими тёмными волосами, в ярко-розовой футболке и голубых джинсах. Услышав, что сию минуту надо идти в новую квартиру, она подчинилась, взяла свой рюкзак, надела кроссовки и вышла в подъезд. Вслед за дочерью Светлана Георгиевна проделала почти всё то же самое, закрыв дверь на ключ. Дом был на той же улице, поэтому шли пешком.
– Ты взяла свои ключи, может, тебе придётся задержаться там, только не кому не звони, вообще никому не говори, пока не переедем, там ещё ремонт надо будет делать, не знаю, сколько продлится, ты зачем штаны напялила, так трудно надеть платьице, и туфли, тебе папа купил, а ты так и ходишь всё время в этих вонючих кроссовках,– тараторила Светлана Георгиевна.
Маша покорно слушала эту тираду, недоумевая, почему туфли и платье нужно надевать именно на уборку в новой квартире. Звонить ей было некому – лучшая подруга Алла уехала на море. Маша вообще была необщительная, хотя много читала и хорошо училась в школе.
– У тебя каникулы, так что давай помогай и готовься к поступлению в институт, хорошо, что нет твоей Аллы, у неё только развлечения на уме, а тебе надо много готовиться, ты же не знаешь ничего,– продолжала выступать Светлана Георгиевна.
– Знаю я всё,– обиженно произнесла Маша, теребя уголок своей сумки, – у меня всего две четвёрки за год вышло...
– Вышло,– передразнила Светлана Георгиевна,– надо иметь цель, чтобы только на одни пятерки. Не знаешь на пятёрку – ничего не знаешь! Вышло у неё само! Надо поставить цель, чтобы ни одной четвёрки не было! Ты знаешь, какой конкурс на юридический в госуниверситете?
– Не хочу я на юрфак,– ещё больше обидевшись, произнесла Маша,– тем более, если там конкурс. У меня есть цель.
– Знаю, знаю, слышала. Лучше бы не слышала,– протарахтела Светлана Георгиевна,– хорошо, что телефоны параллельные! Мясо-молочный институт! Это глупо.
– Но мне интересно! – чуть не плача, воскликнула Маша,– вы подслушиваете...
– Ничего мы не подслушиваем, мы же должны знать! Ты бы ещё в водители пошла! – Уже кричала Светлана Георгиевна.
– И пойду,– ответила Маша, изо всех сил стараясь не плакать.
Они приблизились к подъезду, поднялись на третий этаж. Светлана Георгиевна долго копалась в большой сумке из натуральной кожи цвета топленого молока, пока, наконец, не выудила оттуда довольно массивную связку ключей без всякого намека на брелок. Открыв дверь, она зашла и закрыла её за своей дочерью.
– Так,– произнесла Светлана Георгиевна, переходя из комнаты в коридор и из коридора в другую комнату и критически осматривая всё,– пол, конечно, не помыли, обои с изображением аквариумных рыбок и там и тут отваливаются, но это не страшно – всё равно сдирать, потёртый и порыжевший с годами линолеум придётся выбрасывать, только бы под ним не было впитавшейся жидкости, а то вонь поднимется страшная, и вещи, конечно, оставили, вон там какие-то коробки, книжки, хламьё всякое. Ты слышишь, выкидывай всё без разбору. А то прокопаешься до ночи. И хватит хныкать, на правду не обижаются. Я пошла на работу. Выброси всё и помой пол.
Маша плелась за матертью из помещения в помещение, думая, где найти тряпки и перчатки, и жалея, что не догадалась взять всё это с собой. Когда, наконец, Светлана Георгиевна ушла, Маша села на какую-то старую табуретку в большой комнате.
– А оставленных вещей прилично,– думала она,– и за что только мама на меня взъелась, твердит, что они с папой много работают и будут оплачивать мою учебу. Не нужно! Потом всю жизнь будут попрекать, я знаю, что я без них ничего бы не добилась. Поступлю сама в свой институт, и всё. Такая у меня цель.
Маша вздохнула, встала с табуретки и, взяв её с собой, подошла к куче какого-то хлама в углу комнаты. Села рядом с грудой и стала разбирать. Она взяла большой полиэтиленовый мешок и сначала пыталась складывать туда всё без разбору, как и сказала мать, но очень скоро поняла, что это невозможно. Вещи лежали в больших картонных коробках, слишком тяжелых, чтобы просто поднять их и вынести, поэтому приходилось доставать каждую мелочь.