После смерти Озхана Демиркола, впрочем, все изменилось. Уже не так много кораблей стояли на якоре в море, ожидая своей очереди на разгрузку, а ночью таможню и вовсе стали закрывать: никто не приходил в темноте. Вести расходятся быстро по Мраморным островам, и торговцы прячутся в своих убежищах, опасаясь войны и пиратов, которые только и ждут смуты и неурядиц.
Эвримах Леониди был еще не стар, но опытен. Корабли, даже самые большие и неповоротливые, под его руками вели себя как послушные лошади. «Сам бог морей и ветров дал ему этот дар» — говорили одни, а другие шептали: «Он принес в жертву морю свою жену и сына в обмен на власть над кораблями».
Поэтому Исмарк выбрал именно его. Провести корабль из Фемоса в Симиус — невелика заслуга, но условия были едва ли реальными. Во-первых, это был огромный грузовик, один из самых больших. Два ряда весел, шестьдесят гребцов, два косых паруса. Во-вторых, идти предстояло ночью, а это значит — против бриза, а времени на путь отпущено очень мало. И в-третьих, никто не должен ничего узнать или увидеть. То есть и команда должна быть небольшой и проверенной многократно.
Было еще и в-четвертых: никаких толчков, резких поворотов и даже качки. Не говоря уж о столкновениях или даже ударах о причал.
Леониди хмыкнул и согласился.
Переход удался. Еще не забрезжил рассвет, когда грузовик подошел к столице. Порт был открыт и расчищен от кораблей, которые сгрудились западнее по побережью. В полной темноте Эвримах подвел корабль к причалу, не задев ни песчаной косы, ни погашенного маяка: его морское чутье никогда не ошибалось. Сходня легко стукнула по мостовой, и моряки ступили на берег. Порт был темен, но не пуст: их ждали.
— Вы гений, Леониди, — Исмарк почтительно поклонился. — Я, признаться, в вас сомневался, но совершенно зря. Не желаете ли поработать на армию империи?
— Нет уж, увольте, — Леониди поклонился в ответ. Работать на армию означало лишиться того, что он ценил больше всего — свободы.
— Ну, как знаете. Разгружай! — Исмарк махнул рукой, и на корабль устремился поток солдат. Это были лучшие янычары хана.
С невероятной осторожностью, какую не ожидаешь от закаленного в боях воина, они спускались в трюм, извлекали груз и уносили его на берег, в темноту складов. Небольшие глиняные сосуды квадратной формы для удобства хранения, с плотно запечатанными крышками. Тысячи их.
— Что мы хоть везли-то? Почему такие предосторожности?
— А? — Исмарк не сразу понял вопрос. — Это неважно, Леониди. Главное, вы выполнили вашу работу блестяще. Теперь вам нужно исчезнуть на время. Отправляйтесь к себе в Тиры, отдохните. Никто не должен узнать об этом, — он кивком указал на снующих туда-сюда янычар.
Первые лучи солнца застали грузовик уже в море. Леониди шел в Тиры — свой родной город. Сундучок с золотом, который теперь прятался в его каюте, прекрасно заменил ему всякие объяснения. Работа как работа, ничего особенного.
Коллекционер
Город Тарсис испокон веков стоял на небольшом острове у самого берега. Над узким проливом был перекинут мост, одновременно являвшийся и акведуком, старый и узкий. Двум людям было тесно расходиться на нем, а уж лошадь и вовсе не смогла бы его преодолеть, но это было не страшно: всю работу в городе выполняли рабы. Единственный из Мраморных полисов, попавший под покровительство хана Востока, так и не отказался от этого древнего обычая, за что получил порицание и презрение прочих свободных городов, а равно и всего ханства, которое отвергло рабство еще при пророке Джабраиле.
— Когда весь просвещенный мир давно уже признал, что владение человеком есть состояние противоестественное, — говорили в Неаполисе, — эти ретрограды из Тарсиса продолжают торговать рабами, уподобляясь северным варварам. Тем самым они отрицают истинность этического учения Хрисанфа Смирнского и Аполлодора Старшего. А значит, отказываются признавать очевидное, ибо истинность эта была доказана поколениями наших философов! Отвергая же это учение, они ставят себя выше этики, противопоставляя себя всем прочим! И я спрашиваю вас: доколе? Доколе будем мы, вольные люди, терпеть такое унижение? А в том, что это унижение, нет никакого сомнения: само бытие Тарсиса в его нынешнем виде оскорбляет весь человеческий род!
Впрочем, жителям Тарсиса это порицание было нипочем. Они спокойно существовали в своем замкнутом мирке — ведь контакты с другими городами Мраморных островов нарушились после заключения великого Мира и утверждения границ, а общение с дикими кочевниками из степи, или того хуже с неграмотными пустынниками тарсийцы считали ниже своего достоинства. Кроме того в них занозой сидела давняя обида на полис Симеос, который, как они считали, отнял их право стать столицей мира, да и то исключительно из-за того, что через него протекала река. Они мало общались с внешним миром, и внешний мир мало вмешивался в их дела.
Вишванатан подъехал к городу на рассвете. Надо было, конечно, воспользоваться кораблем и сократить путь почти на сутки, но водных путешествий он не любил. Дорога протиснулась между прибрежными скалами, и перед взором его открылась чудесная панорама бухты, заполненной небольшими кораблями, темного еще силуэта острова Тарсис, и совершенно белой поверхности моря, незаметно переходящей в белое же небо.
Остров был сложен не из мрамора, как большинство Мраморных островов, а из твердого бурого гранита, и камень для строительства завозили сюда из других мест, поэтому дома здесь были пестрыми и разнообразными. Солнце взошло, и город словно раскрылся подобно диковинному цветку.
Оставив лошадей у постоялого двора, Вишванатан прошел по мосту в город. За ним следовал переодетый стражник по имени Умар, которого ему выделил ан-Надм для безопасности. Вишванатан был не против, но попросил телохранителя держаться в стороне.
Внутри город оказался с гнильцой. Главная улица спиралью закручивалась вокруг главной площади, которая располагалась у самой вершины. Эта улица была шириной едва ли в четыре шага, а в переулки, пересекавшие город радиально, и вовсе нужно было протискиваться. Дома нависали над улицей, верхние этажи выступали над нижними, а переулки часто вообще были туннелями. Город давил и угнетал, и это давление отражалось на его жителях. Они были щуплыми и низкорослыми, Вишванатан будто попал в царство лесных карликов.
Дом Реджеп-бея, одного из отцов города, стоял почти на главной площади. На улицу выходила ровная глухая стена без единого изъяна. Вишванатан шагнул в переулок и встал около тяжелой черной двери, из которой торчало позеленевшее медное кольцо. Мимо прошмыгнула карлица-старуха, закутанная в темное. Вишванатана вдруг пронзило холодное предчувствие. Внутрь заходить совершенно не хотелось. Такие же ощущения он испытывал перед дверьми сементериумов и почему-то бань. Он облизал губы и осмотрелся еще раз. Вид телохранителя, прислонившегося к стене на противоположной стороне улицы, его немного успокоил, и он потянул за кольцо.
На звон вышел старый карлик в сером балахоне. Вишванатан показал ему грамоту с печатью великого вазира, тот кивнул и молча провел его в дом. Дверь позади захлопнулась, и тревога вновь зашевелилась в подсознании.
Внутри, однако, дом выглядел гораздо более жизнерадостно. Мраморные колонны, резные орнаменты на потолках, расписные кафельные стены, пальмы и фонтаны во внутренних дворах — скорее, дворец знатного столичного вельможи, а не провинциального бея.
— Чем обязан? — Вишванатан даже немного испугался, увидев хозяина, ибо тот был нормального роста, отчего казался великаном на фоне нескольких слуг, сопровождавших его.
— Мир дому твоему, почтенный Реджеп-бей, — визитер затянул стандартное приветствие, — да не иссякнет гостеприимство твое и не оскудеет трапеза…
— Чем обязан? — повторил Реджеп-бей с ноткой металла в голосе.
К делу так к делу.
— О вас говорят в столице, почтенный Реджеп-бей. Говорят, вы искушенный знаток оружия, самый искушенный по эту сторону Шема — а некоторые утверждают, что и по обе…