Ротберги уже давно вели торговлю с северянами из-за Белых Гор, наживая свои богатства, но далеко их влияние не распространялось, и Эрих надеялся, что сможет войти в доверие к туземцам, поселив среди них своего подопечного.
В общем, так и вышло. Клавдия признали равным местные князьки, он даже взял в жены одну из завидных невест — Марью из рода Кейхясто. Люди Ротберга часто навещали его, но на самом деле они лишь пользовались этим предлогом, чтобы беспрепятственно проникать вглубь страны и распространять там свое влияние. Так ковалось присоединение Десятиречья, которое случилось много позже. Эрих Ротберг был великим стратегом и на десятилетия вперед заложил основы развития страны.
В день, который он счел подходящим, Клавдий с женой был доставлен в столицу. Народ принял его с радостью и без колебаний, ибо живы еще были те, кто видел его в детстве; кроме того серые волосы, синие глаза и родимое пятно на левой руке не оставляли сомнений в его происхождении. Вреддвогль вернулся на трон, и Ротберги отступили в тень — так удобнее вести дела.
Впрочем, еще раз они вышли на свет довольно скоро. Клавдий умер на седьмом году правления, оставив безутешную вдову с двухлетним сынишкой Ульвом на руках. Снова Карл Ротберг принял бразды правления и железной рукой удерживал их, пока Ульв не достиг совершеннолетия.
Эдвард часто задумывался, почему его пращуры не взяли власть в империи. Они дважды стояли на вершине — и оба раза уступали место другим. Он задавал этот вопрос всем подряд, и только отец ответил на него: «Они отдавали власть, потому что знали — им не удержать ее. Мы были не готовы к ней тогда. Мы уступили высшую власть — но сохранили нашу независимость. Поэтому мы так сильны сейчас. Сильнее, чем когда-либо». А потом отец добавил: «Мы и сейчас не готовы к власти. Может быть, когда я уже умру, а ты унаследуешь дом Ротберг, наступит миг, когда ты сможешь вернуться на вершину и покорить ее навсегда».
И вот, похоже, настал тот самый миг. Дом Ротберг готов к власти, и судьба подкинула возможностьвзять ее.
— Четыре тысячи воинов? — Эдвард усмехнулся в бороду. — Ты получишь пятнадцать.
Вечный город
Капитан не солгал. На рассвете третьего дня на западном горизонте вспыхнули розовые искры, слились в непрерывную полосу, которая расползлась вправо и влево, расширилась и из нее вдруг выросли очертания белокаменных дворцов и храмов, сиявших в первых лучах солнца, как раскаленная медь.
Город раскинулся на невысоких горах в устье могучей реки Эрис, которая собирает воды по всему северу Ромелийского полуострова, беря свое начало в Старых горах невдалеке от замка Вреддвогль. Несколько грандиозных мостов соединяли берега — настолько высоких, что под ними могли пройти даже самые большие корабли. И они ходили: вся широкая река и просторная гавань перед городом была наводнена парусами всех цветов и форм.
«Летучая рыба» направилась прямо под мост, который назывался Фонарным, в реку, и встала у мраморного причала.
Алов сошла на серые камни, отесанные много веков назад, изъеденные солью, истертые множеством ног. Навстречу уже спешил портовый чиновник со своим рабом-писцом. Чиновник был по местному обычаю укутан в длинное белое полотнище с вышивкой по краям, которое походило на скатерть.
— Приветствую вас, высокие гости! — чиновник поклонился. «Летучая рыба» была частой гостьей в этом порту, но Алов оказалась здесь впервые. — Приветствую, Тимеос! Кого ты привез в этот раз?
Алов напряглась, вспоминая уроки ромелийского, и произнесла:
— Я Алов из дома Вреддвогль, — чиновник при этих словах снова поклонился, — я прибыла в ваш город, чтобы обратиться к Сенату.
— Конечно, принцесса, — чиновник снова поклонился. — Сейчас я вызову повозку, которая доставит вас, куда пожелаете.
Раб, прятавшийся за спиной чиновника, высунулся и прошептал что-то тому на ухо.
— Прошу меня извинить, принцесса, — чиновник опять поклонился, — нынче заседание Сената отменено из-за праздника.
— И когда будет следующее?
— Не ранее чем завтра, принцесса.
Это плохо. Промедление даже в несколько часов может обернуться катастрофой, не то, что в целый день.
— А можно созвать заседание сегодня?
Чиновник, все еще не разогнувшийся из поклона, замер, уставившись на нее.
— Праздник Плодородия — тысячелетняя традиция. Мы чтим обычаи предков, и всегда чтили. На этом зиждется вечное процветание Ромулуса. Увы, принцесса, это едва ли возможно. Сенаторы уехали из города в свои поместья, чтобы лично воздать хвалу земле.
Алов не нашлась что ответить. Зато раб опять высунул вихрастую голову из-за плеча таможенника и что-то пробормотал.
— Впрочем, сенатор Флавий живет здесь. Думаю, вы сможете остановиться у него и обсудить с ним все вопросы.
— Увы, вопросы слишком важны, поэтому мне нужен весь Сенат. Однако спасибо вам, пожалуй, я встречусь с сенатором сегодня. И не надо повозок, мне бы хотелось пройтись пешком. — Алов сама удивилась вычурности произнесенной фразы.
Солнце между тем поднималось, наполняя улицы города светом и жизнью. Поначалу гулкие и пустые, они становились все более людными и шумными. Сновали туда-сюда посыльные, прохаживались вышедшие на прогулку горожанки, торговцы выставляли товар на прилавки, спрятанные в обширных галереях. Алов медленно ступала по черной базальтовой мостовой, а перед глазами ее развертывались величественные панорамы Вечного города.
Он был совсем иной. Цвета — иссиня-черные мостовые и белоснежные здания, увитые сиреневым плющом; природа — мощные пальмы, огромные сосны, темные лавровые деревья; люди — важные, неторопливые, приветливые — все составляло разительный контраст со столицей. Мрачный Западный Симиус — задымленный бурый лабиринт с башнями, похожими на скелеты, и обожженный Восточный — зловонный муравейник цвета угля и пепла, иссушенный солнцем и покрытый пылью пустынь. Именно такими они теперь вспоминались ей — города-близнецы, такие непохожие, но одинаковые в своей людоедской сути. Алов помнила, как приятно бывало посетить Неаполис и другие города-государства, рассеянные по островам Мраморного моря, как неспешна и безоблачна жизнь их жителей. А Ромулус — один из древнейших городов мира, и, несомненно, самый величественный — был и самым неспешным и безоблачным.
Мощеная дорога вдруг вырвалась из мраморного каньона улицы и зазмеилась по обширному парку, больше похожему на лес.
— Это сад Флавиев, госпожа, — сказал носильщик. — Мы скоро прибудем на место.
— Теперь я могу вас покинуть, принцесса, — Алов вздрогнула, услышав родную речь. — Здесь вы в безопасности, я пока не нужен вам больше.
— Куда ты собрался?
— В Ульпилу. Мне нужно навестить брата Памфилия. Завтра я вернусь.
Алов только всплеснула руками.
— Ну… хорошо.
Конечно, она могла приказать ему остаться. Но смысла в этом не было никакого. Киви был прав: здесь, на земле сенатора, угрозу ей мог бы составить только сам сенатор. А в этом случае не помог бы и Киви.
Дорога взмыла по склону невысокого холма и, пройдя под величественной резной аркой, разлетелась небольшой площадью, обрамленной всевозможными зданиями одно изысканнее другого. Возглавлял ансамбль дворец влиятельнейшей семьи Флавиев. Трехэтажный, украшенный колоннами из розового мрамора дом затмевал своей пышностью все постройки Ромулуса, которые Алов довелось увидеть.
Несколько слуг толпились в тени крыльца, оживленно беседуя. Заметив гостей, они замолчали, а затем вышли навстречу.
— Приветствую вас, принцесса! — самый старый слуга поклонился, а за ним остальные. — Сенатор ждет вас!
Вот так дела. Оказывается, портовый чиновник успел предупредить Флавия. Интересно, кого еще он проинформировал.
Марк Юлий Флавий, старший сенатор Ромулуса, один из богатейших людей империи, готовился отобедать. Столы накрыли прямо в атрии рядом с фонтаном.
— Ах! Принцесса! — хозяин встал из-за стола, отбросив золотую вилку. — Не выразить в словах, как я рад вашему визиту.
— Я тоже весьма рада посетить ваш прекрасный дом, уважаемый сенатор.