— Но он же мертв, — проговорила она еле слышно, уже поняв, к чему клонит старик.
Посмертные свадьбы часто практикуют на севере, откуда происходит Сементериум. Если жених или невеста умирает накануне свадьбы, то церемония все равно состоится.
— Зачем?
— Как же, матушка. Как-то Белобород говаривал, законное соединение двух домов даст начало новой единой династии, которая унаследует весь мир. Так вот это так только и выходит…
Алов, шатаясь, встала.
— И что ты собираешься… о нет! — к могиле уже подскочили жрецы с лопатами и быстро разрыли ее. Сердце Алов бешено стучало от страха. Не делайте этого, пожалуйста, думала она, но не произносила ни звука.
Тело, завернутое в уже желтоватое полотнище, показалось на поверхность. В глазах у Алов потемнело, слезы текли беспрестанно, ноздри резал запах тлена, руки тряслись; она боялась пошевелиться. А жрецы тем временем установили тело вертикально на специально принесенную подставку, а Ярелл начал церемонию бракосочетания.
Он что-то говорил, но Алов не слышала. Она не слышала и не видела вообще ничего, кроме тела своего любимого, которое стояло рядом, тесно спеленутое, как тряпичная кукла — сжавшееся, скособоченное и недвижное. Озхан, Озхан, отчего ты не двигаешься? Очнись, любимый!.. Озхан, я хочу умереть, как ты.
Жрец подошел к ней и взял ее за руку, и надел на нее кольцо. «Теперь ты» — она прочитала по губам. Рука Озхана, которую уже развернули для нее, была сморщенной и потемневшей. Кольцо легко наделось на ссохшийся палец. Мой муж по смерти, я твоя навек.
Жрецы осыпали их лепестками и церемония завершилась. Алов упала на колени, почти теряя рассудок. Тело Озхана уложили обратно в яму и стали зарывать.
— Нет!
Все замерли, уставившись на Алов.
— Нет! — повторила она, глядя в землю. — Сожгите тело. Он так хотел… и я так хочу. Я так велю вам.
— Как пожелаете, — Ярелл был недоволен, но не посмел перечить.
Дрова, политые нефтью, заполыхали жарко, и янтарное пламя обняло Озхана, покрыло его призрачным саваном, а потом вдруг взметнулось к небесам, будто это он сам устремился ввысь, радуясь освобождению от бренности и тлена. В молчании люди смотрели в ревущий костер, а солнце спускалось все ниже, и когда оно коснулось моря, огонь догорел и погас.
Пепел ссыпали в яму и накрыли землей, а сверху украсили свежими цветами.
Алов снова легла, обняв свежий холмик. Озхан, муж мой, прости меня за все. Я остаюсь здесь — ждать, когда смерть соединит нас вновь. Я люблю тебя.
И тотчас она расслышала слова. Неразборчивые, тихие, но сомнений не было: это он отвечал ей, она узнала его голос. И сердцем она поняла, что он любит ее и будет ждать — столько, сколько потребуется. И боль тут же отступила, исчезла, а тело вновь ощутило прежнюю легкость.
Алов поднялась на ноги, вытерла слезы и грязь с лица и поймала взглядом последние лучи уходящего солнца.
Свет
Ночью боль вернулась сильной, как никогда. Болело все тело. Живот распух, как у утопленника, а кожа приобрела ненормально желтый цвет.
Алов лежала на мокрых от пота простынях, и не видела ничего, хотя глаза ее были открыты. Обрывки мыслей проносились в голове, постепенно собираясь в одну: «Я умираю».
Ярелл сидел рядом и вытирал пот со лба владычицы.
После полуночи вошел Вишванатан.
— Что случилось?
— Она умирает, — грустно сказал Ярелл. — Она не выдержала.
— Не выдержала чего? Но она же Амара! Бессмертная!
Ярелл посмотрел на него с подозрением.
— Ты же лекарь? Врач?
— Да, я ученик самого Чхуттабандхи.
— Она отравлена, лекарь. Доза слишком большая.
— Отравлена? Чем?
— Белый гриб.
Вишванатан был поражен.
— Белый гриб! Аптекарь был прав! Скажи мне, старый человек, — он не знал имени Ярелла, — а как действует этот гриб?
— Он парализует тело и погружает разум в мир видений, — отвечал Ярелл. — Если правильно рассчитать дозировку, то будет казаться, что человек мертв. А если неправильно…
— То его печень превратится в губку, — закончил Вишванатан.
— Да, — сказал Ярелл. — Владычица Алов умирает, теперь это неизбежно. Бессмертие, воскресение — это все было представление для публики, понимаешь? Мы должны были остановить войну…
— Показать людям чудо. Живого бога.
— Да. Ох, батюшки!
Алов уже не дышала. Ее тело обмякло, глаза закатились.
— Что ж делать-то, делать-то что? — запричитал Ярелл. — Был бы Белобород жив, он бы придумал, а мне-то куда, с моим умишком-то.
— Еще одно представление, — сказал Вишванатан, подумав. — Последнее.
Ночь взорвал хор сотен рогов. Они снова сзывали людей на площадь. Сонные, полуодетые, люди выходили из домов в тревоге. Что-то случилось; нужно немедленно выяснить, что.
Площадь заполнилась народом и затихла в ожидании; рога умолкли. Темноту еле разгоняли несколько факелов, которые кто-то догадался принести.
Вдруг на балконе зажегся свет и показалась фигура Бессмертной.
Люди зашумели от радости и удивления, и вдруг вокруг нее вспыхнули ярчайшие огни, и клубы дыма вознеслись к небесам, и Белая Дева заговорила с народом из облака света, и голос ее был подобен грому, заглушающему рев толпы.
— Люди Запада и Востока! — говорила она. — Я сделала все, что должна была сделать! Я вижу вас, я вижу ваши сердца и мысли, и они чисты и прекрасны! Значит, я не зря вернулась в этот мир. Значит, я показала вам верный путь добра и света! Теперь вы сами идете им, и вас не нужно вести! Мои дела в этом мире завершены. Я могу быть свободной. Узрите же акт истинного бессмертия! Я вся обращаюсь в свет, и так дарю вам себя целиком.
Люди ошарашенно молчали, и лишь кто-то крикнул:
— Не уходи!
— Я не покидаю вас! — ответила Бессмертная. — Я остаюсь с вами, с каждым из вас. В каждом сердце будет луч моего света! Идите, и несите его во все края мира. Пусть все люди примут его. Только тогда я вернусь во плоти.
Яркие огни на балконе вспыхнули еще ярче, ненадолго ослепив всех, а когда цветные пятна в глазах рассеялись, вокруг была лишь темнота.
Новый день
Утро наступило, и солнце взошло на востоке, как всходило все дни до этого, но день был другим. Это был новый день, каждый человек чувствовал это. Ведь внутри его сердца теперь теплился лучик бессмертного света.
Ярелл вошел в пустой зал. Несколько человек шептались в дальнем конце. Он рассеянно миновал трон. Столько дел сразу навалилось после смерти Белоборода, а ведь основная работа только начинается.
— Уважаемый! — раздался дряблый голосок. — Уважаемый!
— Да?
От входной двери семенил пухлый лысый старичок, за ним поспевал мальчик лет десяти, увешанный тубусами для свитков.
— Уважаемый, простите, не знаю вашего имени и чина… — начал старичок. — Я Патрокл из Тарсиса, я философ.
— Ярила зовут меня, — отвечал Ярелл. — Чего тебе надобно?
— Уж сколько я пытаюсь рассказать всем, — задребезжал Патрокл, — да никому дела нет. Удели мне минуту, прошу.
— Говори уж, раз начал.
Патрокл откашлялся и сделал знак своему мальчику. Тот вытянул из тубуса большой папирус и развернул.
— Семь лет я странствовал, — сказал Патрокл, — в надежде понять природу земли. Ибо вопрос волновал меня: отчего, когда едешь кораблем, берег, что покинул ты, опускается за горизонт, будто вода не плоская, но выпуклая. Я наблюдал воду в озерах и реках, я наблюдал небесные тела и движение солнца, и понял, что земля наша — не плоскость, но шар, подобный луне и солнцу, ибо шар есть тело идеальное.
— Земля — шар? — Ярелл удивился. — Отчего же тогда мы не скатываемся с него?
— Я думал и об этом, — сказал Патрокл. — Единственное объяснение тому — что земля — это центр всего. Мы ходим по ее поверхности, и упасть стремимся в нее же, то есть внутрь ее. Оттого где бы мы на ней ни находились, мы всегда будем падать к центру ее, а не куда-то еще.