Ви обожала канал А-One, а у меня не было кабельного. Она сооружала немыслимые прически, а мой «горшок» не позволял этого сделать. Ви была очень яркой — я же носила уродливые вещи брата.
Однажды Ви накрасила меня и подвела к зеркалу, и я задохнулась от восторга, неверия и растерянности. Но вовремя поняла, что рядом с Ви даже я могу стать красивой.
С ней всегда было весело: я никогда не знала, что меня ожидает вечером. Будем ли мы красить ногти черным лаком и примерять у зеркала ее вещи, или она сотворит что-то мегакрутое из старых вещей тети Анжелы и использует меня в качестве модели? Или, выпив вишневого «Блейзера», станет царапать в ванной руки тупым лезвием и плакать — или же мы сорвем голоса, завывая «сентябрь горит»[2] и заливаясь хохотом…
Однажды Ви вручила мне ножницы и велела укоротить волосы на ее голубой макушке. Немного фантазии — и, к моему удивлению, вышла прикольная прическа. Так Ви предопределила мою судьбу на ближайший год: после девятого класса, несмотря на отличные результаты ГИА, я подала документы в профлицей, где отучилась уже целый курс на стилиста-парикмахера.
Ви мечтала о необычном, она витала там, откуда ко мне прилетали стихи. В ней всегда было что-то непостижимое, неуловимое — то, что притягивало и одновременно резало, как острое лезвие.
Отсутствие родительской любви сблизило нас: однажды Ви призналась, что после развода отец не интересуется ее жизнью. Эта боль не отпускала ее, я видела — и страдала вместе с ней.
Без Ви я бы не стала такой, какая есть.
Разве могло быть иначе? Ведь она — настоящее Солнце.
Хлопнув трухлявой грязной дверью, шаркаю по лестнице наверх, попутно обнюхивая рукав черного платья Ви, которое идеально мне подошло. На мгновение моя вечная блаженная улыбка слетела с лица — впитавшиеся в ткань запахи алкоголя ударили в нос.
Ви встречает меня бурным, свойственным только ей восторгом, хватает за руку и тащит за собой в комнату — я едва успеваю поздороваться с тетей Анжелой, склонившейся над модным журналом.
Ви теперь не носит яркий макияж, а синяя краска давно смылась с золотых локонов. Ее огромные карие глаза сияют так, что впору зажмуриться — и вот я уже снова улыбаюсь.
— Что за вопли? Увидела живьем кого-то из этих? — Я указываю на оклеенные плакатами стены. — Или во всем виноват твой Че?
— Господи, Темка тут вообще ни при чем! — Ви картинно вздыхает. — Радость меня переполняет оттого, что мама наконец разрешила мне уехать из этой грязной дыры!
— Что?
Ноги слабеют. Я осторожно опускаюсь на край кровати.
— Ты же помнишь, я отправила документы в несколько универов? Так вот, меня приняли на дизайн, и завтра я уезжаю.
— Но это же в тысячах километров отсюда! — На моих глазах идеальный мир теряет позолоту, тускнеет и съеживается. — Как ты будешь там жить?
— У папы сейчас бизнес в этом городе.
Ви осекается, резко поворачивается к шкафу и раскрывает зеркальные створки. Она хватает платья, юбки, блузки и сваливает их горой на кровать.
Мой талисман, моя удача, проводница в сказку — и уезжает. Она бросает меня. Я и предположить не могла, что это так скоро случится.
— Ви, а как же я? — шепчу онемевшими губами.
Чертов мир разрушается по кирпичику, но Ви будто не слышит и опустошает шкаф.
— Ви! — ору я. — А как же Че?!
И тут же затыкаюсь — я не должна повышать на нее голос.
Она поворачивается ко мне и на секунду застывает, делает шаг навстречу, прикладывает к моим плечам очередное красивое платье и вдруг улыбается:
— Вот. Это тебе. Это все — тебе. — Она кивает на гору одежды, выросшую на кровати.
Мы смотрим друг на друга. Солнце и луна, свет и тьма, сила и слабость.
Я отвожу глаза первой и отступаю.
— Да не надо мне этого, Ви. Я пойду.
— Забирай! Тебе это нужно! — настаивает она, голос звенит.
— Обойдусь без твоего тряпья! Отвали! — рявкаю я и выбегаю из комнаты.
— Нет, ты его заберешь! — визжит Ви мне вслед.
Мир рухнул, пыль взвилась в воздух и оседает мне на плечи, лицо, забивается в легкие…
Я грохочу по гулким ступеням, пинаю дверь, пролетаю мимо напуганного Вали в комнату и закрываюсь на шпингалет.
— Вот ты снова на своем месте, Танька. — Залезаю на подоконник и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. — Как ты там говорила? В твоей жизни все скоро наладится? Найдется и еще кто-то хороший? Обломись! Ты потеряешь всех!
Глава 4
Мы всегда жили бедно, но весело: почти каждый вечер отец, вернувшись со смены, зазывал в гости дружков со всех окрестностей, и мать до глубокой ночи громко смеялась, мешая нам с братом спать.