Выбрать главу

Ты ни на что не способен сейчас. Ты просто пьяный слезливый слюнтяй. Даже пьяные слезы позорят мужчину.

Поневоле заплачешь, когда тебя бьют. Эсториан потянулся к мальчишке. Не знаю, что бы я стал без тебя делать?

Умер бы. Корусан извернулся и встал. Он огляделся вокруг, словно раздумывая, чем бы ему заняться. Эсториан залюбовался его телом. Оленеец был невысок, но широк в плечах, узкая талия, крепкие ягодицы, тонкие сильные ноги. Он не изменится, даже jncd` станет старше. Асаниане меняются мало и только к концу жизни резко стареют. Он поднялся на ноги и встал у мальчишки за спиной, обнимая его обеими руками.

Я не хочу умирать.

А если умру я? Что тогда станет делать высокочтимый милорд.

Ты никогда не умрешь. Эсториан ощутил холодный трепет, проскользнувший от лопатки к лопатке. Так случалось всегда, когда он говорил или делал что-то не то. Он поежился и неестественно рассмеялся.

Ты не умрешь, Корусан. Взгляни, твоя лихорадка исчезла, Ты выглядишь гораздо лучше, чем всегда.

Расспроси свою жрицу, как ей это все удалось? Разузнай, сколько магии она потратила на меня? Эсториан встрепенулся.

Ты был у Вэньи? Он вспомнил, что не видел ее у Айбурана. Странно, кажется, в последнее время верховный жрец и охранница Врат прекрасно ладили между собой. Как случилось, что Вэньи не пришла отдать умирающему последние почести?

Островитянка сама подловила меня. Корусан коротко всхлипнул. Я мешком свалился к ее ногам. Я должен убить ее, сир. Она видела меня без вуали.

Убей, мрачно пробормотал Эсториан, и я уничтожу тебя.

А потом и себя. Корусан вздохнул и, расслабившись, повернулся к Эсториану.

Она стала бы прекрасной императрицей, милорд, будь она чуточку познатнее.

Асанианские законы строги, сказал Эсториан усмехнувшись.

Я здесь закон, ответил ему Корусан.

ГЛАВА 45

Солнце погружалось в облака, прозрачные и ломкие, как весенний ледок. Городок был объят спокойствием изнеможения. Куда подевались повстанцы, где прячутся и когда их ожидать снова, никто не знал. Даже Эсториан. Он начал этот день с поклонения гробу матери и заканчивал его здесь же, в зале, где царила мертвая тишина. Утром он пропоет погребальную молитву. Потом тело заберут бальзамировщики, чтобы приготовить его для долгого путешествия к месту захоронения. Эту ночь он проведет в покое. Эсториан распустил охрану и теперь вкушал все прелести одинокого бодрствования у скорбного ложа, сидя на небольшой скамеечке, неудобной и ничем не покрытой. Он не плакал, слезы его иссякли, было холодно, но он этого не замечал. Сердце оледенело, как щеки леди Мирейн, к которым он изредка прикасался. Негромкий протяжный вздох нарушил угрюмую тишину. Он вздрогнул и оглянулся. Юлия, выскользнув из мрака, таящегося за колоннами, шествовала к нему через зал. За ней настороженной цепочкой следовали котята, маленькую колонну замыкала женщина, о которой он так ничего и не знал. Даже теперь, обладая сильной магией, он не мог бы сказать, что она собой представляет. Сущность ее, словно сосуд из темного стекла, просвечивалась до донышка, но... не могла же Сидани быть просто ничем. Юл-королева, приветливо фыркнув, разлеглась возле невысокого постамента, кошечки тут же, настороженно озираясь, приникли к ней. Котенок мигом вскарабкался на колени своего господина, Он был настоящий юл-кот, он знал, кого ему следует охранять. Сидани проскользнула мимо Эсториана с таким видом, будто его вовсе не было здесь, затем обошла вокруг гроба, кивая и низко склоняясь к покойнице, как бы обнюхивая ее. Эсториан давно перестал удивляться выходкам Скиталицы, но эта, кажется, начинала граничить с дерзостью. Он приоткрыл рот, чтобы осадить ее и прекратить дурацкий спектакль.

В ней течет асанианская кровь, ты знаешь об этом? спросила Скиталица. Королевская, благородная кровь. Хирел и не подозревал, что у него в северных племенах завелась дочка. На такие вещи тогда мало обращали внимания. Беспечная наследница одного из вождей даже не заметила, как родила ребенка от rncn, кого они называли маленьким жеребцом. Это так же точно, как то, что ты глядишь на свет своими глазами, малыш. В твоей матери гуляло столько же крови Льва, сколько было в твоем отце, если не больше.

Но когда Хирел мог...

Успел, сказала она. Как раз в то время, когда Саревадин, еще пребывая в обличье юноши, прикончил одного мага с помощью собственной силы, но и сам пострадал, и многие думали, что он умер. Хирел быстро нашел, с кем коротать вечера, правда, он не думал, что Саревадин оправится.

Разве это уже бывало? спросил он дрогнувшим голосом. Разве убивать с помощью магии не преступление?

Боги запрещают. Сидани пожала плечами и внимательно посмотрела на него.

Очнись, дитятко! Мы живем в мире, битком набитом воинственными магами, готовыми испепелить друг друга в надежде превратиться в существ, равных богам. Это один из путей в сторону неба... или кромешной тьмы.

Ты сбрендила, недоверчиво пробормотал он.

Вовсе нет, живо ответила Сидани. Взгляни на себя, прислушайся к своим ощущениям. Ты великий убийца магов, хотя еще не вошел во вкус, разве тебе не хочется стать чем-то большим? Не знаю, как насчет магов, но тебя я точно убил бы , подумал вдруг он с мрачной жестокостью и улыбнулся недоброй улыбкой, осознавая, что она в чем-то права.

Ты подозреваешь меня в святотатстве?

Хашш, усмехнулась она, обнажив зубы. Ты очень самонадеян, ребенок. Ты думаешь, что можешь держать себя в руках. Ты воображаешь, что выберешься из этой переделки совсем неиспорченным, разве что станешь чуть хладнокровнее и жестче? Как бы не так. Гордость и глупость мешают тебе трезво смотреть на вещи.

Ты старая дура, сказал он, едва шевеля губами, ты никто. У тебя даже нет имени.

Иногда я обретаю его. Она приложила руку к щеке мертвой императрицы.

Так хороша и так холодна. Мирейн просто взбесился бы, узнав, что на Солнечный трон воссядет жрица богини тьмы и станет матерью одного из его потомков. Он был фанатиком похлеще, чем все мы, он и представить себе не мог, да и не желал, что тьма является одной из важнейших сторон этого мира.

Ты кощунствуешь, сказал он.

Ox-ox-ox, прищелкнула языком Сидани. Какое словечко! Приятное для гортани и смертельно опасное для шеи. Уймись, мальчик. Я говорила худшие вещи безумцам, которые были пострашнее тебя.

Как смеешь ты... Он осекся. Она улыбнулась, легко разбираясь в неразберихе, царившей в его душе.

Уж будь уверен, гораздо страшнее. Ты существо ласковое при всей своей недюжинной свирепости. Ты действуешь искренне, даже когда бываешь жесток. Жестокость возникает там, где людям недостает воображения, но ты прекрасно знаешь об этом сам.

Оставь свои штучки, поморщился он.

Это не штучки, дитятко. Это поток размышлений, в котором мало тепла.

Я не желаю больше выслушивать твои бредни, проворчал он кисло. Он знал, что она не послушается его.