Желтоглазый, сказал он, я рад тебя видеть. Корусан ничего не ответил. Это было вполне в его манере, поэтому Эсториан ничуть не обеспокоился. Он сделал оленейцу знак следовать за собой и вернулся в покои. Он шел, не оглядываясь, свободно болтая о том о сем, с языка его словно слетели оковы, так радовался он тому, что маленький охранник нашелся. В геральдическом зале, увешанном боевыми знаменами и доспехами прежних времен, его лопаткам вдруг сделалось холодно. Он обернулся. Корусан стоял, прислонившись к колонне, устремив на него горящий блуждающий взгляд. Лихорадка, подумал Эсториан, протягивая к мальчишке руку. Он знал, что Корусан ненавидит прикосновения посторонних людей, но не видел иного способа проверить свое подозрение.
Ты пылаешь, сказал он.
Это ничего, храбрился Корусан. Но дрожал мелкой дрожью. Он был болен, сомневаться в этом мог только глупец. Эсториан едва сумел уговорить упрямца прилечь на стоящий рядом диванчик. Потом он сидел над ним, раздумывая, не кликнуть ли лекаря. Больной вел себя неспокойно. Он дергался и уворачивался от дружеских рук. Эсториану пришлось применить силу.
Я велю заковать тебя в цепи! прикрикнул он. Пальцы мальчишки вцепились в его запястья.
Я часто болею, отрывисто заговорил оленеец. Это совсем не должно волновать вас, милорд. Это пройдет, как всегда, и не сделает меня ни хуже, ни лучше.
А когда это должно пройти? спросил Эсториан. Сколько мне ждать? Как ты будешь охранять меня, если не можешь даже подняться?
Я могу! Мальчишка встал, несмотря на протесты Эсториана. Он двинулся вперед на дрожащих ногах и упал бы, если б господин не подхватил своенравного слугу под руку. Шаг за шагом, спотыкаясь и пошатываясь, они добрались до купальни. Купальня встретила их приветливым светом масляных ламп. Озеро теплой благоухающей воды разливалось под низко нависшими сводами. Плеск его напоминал щебет весенних ручейков. Эсториан усадил мальчишку на край бассейна.
Выкупайся, сказал он. Это изгонит из тебя холод. Корусан озирался вокруг так, словно никогда не бывал в подобных местах.
Надеюсь, ты хотя бы изредка моешься? спросил Эсториан с легкой иронией. Или оленейцы подобно котам только пьют из встречающихся на пути водоемов? Корусан зашипел, совсем как степной кот, и Эсториан не мог удержаться от смеха.
Мы моемся, сердито сказал мальчишка, но не на публике.
Я отвернусь. Корусан презрительно повел головой, обмотанной черной тканью, словно знатный владыка, которому все равно, как отнесется к его поступкам слуга. Эсториан встретил его взгляд и утонул в золотой бездне. Что-то сдвинулось в них обоих, но оба не понимали что? Возможно, весь мир содрогнулся во сне и снова застыл на своем неподвижном ложе. Золото, думал Эсториан. Цвет без углов, мягкий и бесконечный. Легкий, будто orhw|e крыло, и тяжелый, как камень. Нечто среднее между янтарем и лимоном. Сейчас этот свет стегает его как хлыст, но он умеет и обнимать, он обво лакивает и тянет... Корусан опустил веки и вновь вскинул их, но тяжело, как бы борясь с сонливостью. Эсториан едва успел подхватить его, чтобы не дать соскользнуть в воду. Тело его было упругим, но уже не таким напряженным, как минуту назад, он, видимо, расслабился и отдыхал. Потом с неожиданной силой оленеец от толкнул императора и сдернул со своей головы покров и вуаль. У Эсториана в груди защемило. Никогда прежде ему не доводилось видеть столь совершенной красоты, такого изящного человеческого лица, словно вырезанного рукой гениального скульптора из цельного куска выдержанной слоновой кости. Ни единой неровной линии, ни одной родинки, ни какого-либо пятна, только четкость и соразмерность, и даже два тонких шрама, сбегающих от выпуклых скул к подбородку, не портили облика оленейца.
Если бы ты был женщиной, сказал Эсториан восхищенно, самые знаменитые певцы обеих империй слагали бы песни в твою честь.
Только не в Асаниане. Мальчишка накрутил на указательный палец один из локонов своих желтых спутавшихся волос и безжалостно дернул. Эсториан вздрогнул.
Бессмысленно слагать песни в честь женщины или оленейца.
Или принца двора?
Этого, сказал Корусан, я не знаю. Его голос звучал странно, мышцы лица стали подергиваться, словно болезнь вновь оживала в нем. С каким-то ожесточением он размотал кушак, потом отстегнул ножны с мечами и снял кожаный пояс. За ними последовали обе рубашки, сапоги, брюки и все остальное, что было на нем. Он оставил на шее только цепочку с топазом и стоял перед Эсторианом нагой и прекрасный, глядя куда-то в сторону и в потолок. Он являл собой нечто среднее между мальчиком и мужчиной, и мускулистые плечи бойца странно сочетались в нем с мягким, почти женским изгибом бедер и легкими худыми ногами танцора. Тонкие хрупкие линии шрамов рассекали его кожу в разных местах, он не был неженкой и, судя по всему, не отступал в схватках. Какое-то время он как будто колебался, потом молча прыгнул на своего господина. Все с тем же молчаливым ожесточением он сорвал с Эсториана тунику и швырнул ее в груду одежд, темневшую на полу. Эсториан почувствовал, как легкий холодок пробежал по плечам, он поежился, раздумывая, что еще может выкинуть его одичавший любимчик. Он не боялся этого львенка, хотя и знал, что сила его велика. Холодок опять царапнул его, кожа покрылась пупырышками. Корусан протянул руку и молча коснулся его плеча. И опять между слугой и господином проскочила какая-то искра, потрясшая их обоих. Это было так неожиданно, что показалось Эсториану забавным. Он засмеялся. Глаза Корусана превратились в узкие щелки, он опять прыгнул на своего хозяина, опрокидывая его на ворох одежд. Эсториан, падая, сильно двинул кулаком в бронзовый бок, чтобы сбить дыхание дебошира. Он действовал почти инстинктивно, одной рукой прикрывая горло, а другой пытаясь сковать движения нападавшего. Корусан извернулся с невероятной гибкостью. Тело его горело сухим лихорадочным жаром. Эсториан, рванувшись в сторону, вложил все свои силы в мощный бросок, но добился только того, что они оба рухнули в бассейн. Мягкая, теплая вода накрыла борцов. Ноги подростка оплели торс мужчины. Эсториан забился, как рысь, попавшая в сети. Утоплен... он будет утоплен... Оттолкнувшись пяткой от скользкого пола, он вынырнул на благословенный простор, отфыркиваясь, хватая ртом воздух, пытаясь разжать клещи, стискивающие его чресла, но хватка Корусана была мертвой. Скверный мальчишка, маленький негодяй... Ему показалось, что он плачет. Как-то очень уж подозрительно вздрагивала мокрая желтоволосая голова, уткнувшись в его плечо, и желтые руки, охватившие шею, и бронзовые скошенные лопатки. Он был легким как перышко в этой ласковой, обволакивающей их воде. Эсториан осторожно погладил вздрагивающую спину. Она глянцевито поблескивала, кожа мальчика натянулась, под ней прощупывались ребра и позвонки. Он переместился к стенке бассейна и выпрямился, стараясь не onrpebnfhr| свою драгоценную ношу. Сердце его опять пронзила щемящая боль. Дыхание мальчика успокоилось. Корусан, шевельнувшись, разжал ноги и встал на плоское дно купальни. Но он не отстранился от своего господина, и Эсториан расценил это как жест безграничного доверия. Мальчишка сейчас был в полной его власти. Его голова, лежащая на плече Эсториана, моталась из стороны в сторону, как у капризного ребенка, но ребенком этот маленький негодяй не был. Одна рука оленейца продолжала охватывать шею императора, другая принялась осторожно и вкрадчиво исследовать выпуклости плеча. Твердые пальцы мальчишки сбежали вниз