В комнате у стола с точеными ножками стояло пять венских стульев. Владимир Ильич, раздевшись, подошел к столу, опустил раненую руку на круглую спинку стула. Двадцатилинейная керосиновая лампа «люкс», подверченная на полную мощность (для такого важного дела не жаль керосина!), висела над столом, и Владимир Ильич чуть щурился, оглядывая напряженные лица крестьян, рассевшихся на внесенных в дом лавках.
Круглая железная печь с неподходящим к данному собранию прозвищем «буржуйка», дышала жаром, и странно, ничегошеньки не понимая, что творится на грешной земле, взирали из красного угла лики святых. А в комнате перед мысленным взором каждого вставала молодая Республика Советов. Ей был нужен хлеб и уголь, ей был нужен электрический свет и еще многое другое, что не поднимешь врозь, ибо для этого нужна великая сила — союз крестьянства с пролетариатом.
Всю эту обстановку, или, как говорят архитекторы, предметную среду, необходимо было воссоздать для заповедника. Постепенно, будто прокручивалась назад кинолента, облику мемориального дома возвращался его первозданный БИД. И недалеко время, когда посетители смогут подняться по крыльцу, пройти сквозь подлинные двери и войти в комнату, освещенную керосиновой лампой. И тогда станет ощутимо ясно, как далеко ушла деревня Горки от той поры становления новой жизни, когда кружили голову мечты об электричестве и тракторах.
Государственный исторический заповедник «Горки Ленинские»- это не только мемориальные объекты, но и взятая под охрану окружающая природа с лиричной полноводной Пахрой, с чистыми березовыми лесами, со стройными соснами, высоко взметнувшими торжественные кроны, с полями и окаймляющими их околками молодой лесной поросли.
В заповедную территорию попадают и все ближайшие деревни, побывать в которых очень интересно. Ведь здесь сохранилось много домов — свидетелей тех далеких 20-х годов, когда пробуждалось крестьянство к новой, невиданной жизни.
Близ центральной усадьбы Горки вниз по течению Пахры расположилась на крутом берегу деревня Старое Сьяново. Дорога к деревне идет резкими перепадами, раскрывая на долину Пахры живописнейшие виды. Особенно хороша даль в сторону станции Ленинская. В мареве морозного воздуха будет чуть заметен высокий шпиль вокзала. Там, поодаль от мемориального комплекса, сохранилось до наших дней деревянное здание вокзала станции Герасимове. С этой станции в последний путь отправился траурный поезд. В холодный январский день 1924 года жители окрестных деревень прощались с Владимиром Ильичей Лениным.
Дорога в деревню тяжелая, круто берущая вверх. Но только нам открылись первые дома деревни, как мы тут же забыли про усталость. Дом под номером 8 принадлежал Н. П. Кутихиной, но хозяйки дома не было. Мы, пожалуй, набрели на самый древний дом в Ленинском районе. Рубленая изба настолько обветшала, что ее пришлось обмазать глиной и побелить наподобие мазанки. А в сущности, перед нами стояла изба с традиционной трехчастной композицией. Ее кровля, видимо, не раз переделывалась и не представляла художественного интереса. Самым главным в этой избе являлись ее наличники. Они как бы передавали нам чистую мелодию народного искусства. Рисунок наличников был таким четким и правильным, что казалось, будто не плотник их ладил, а ювелир.
Мы уже видели в Коломенском щедрый набор образцов глухой резьбы. Но здесь встретили настоящий праздник мастерства безвестного умельца. Если бы произведениям резчиков присуждать места, то этот наличник был бы, без сомнения, первый во всем Подмосковье. Сложность его резьбы подчеркнута строгими крестообразными знаками по углам лобовой доски. Но так сияют плотницкие солнца символом благополучия и счастья, что не остается места раздумьям о причинах появления суровых нот в общей мажорной композиции безвестного автора.
У Н. Лескова в его знаменитом сказе о тульском Левше в последней главе написано: «Собственное имя Левши, подобно именам многих величайших гениев, навсегда утрачено для потомства…» А жаль, очень жаль…
Обходим избу и за крыльцом на окнах холодной клети видим другие наличники, более простого сочного рисунка, состоящего из одного полукружия солнечного диска с широким выемом рельефа.
Дом оказался уникальным. А мы и не надеялись увидеть нечто подобное вблизи от центральной заповедной усадьбы. Впоследствии в южном Подмосковье мы таких изб не встречали.
Мы заходим в соседний дом № 10 к Егорову Степану Степановичу. Его дом аналогичен кутихинской избе, но наличники украшены витиеватой пропиловочной резьбой нового архитектурного направления 10-х годов XX века.
По выходе из деревни попалась нам на глаза еще мазанка, почти украинская. Действительно, юг в такой близости от Москвы уже четко влиял на облик селений.
Ниже по течению у деревни Новлинское река Пахра с шумом перекатывается через порог. Здесь ее перегораживает плотина. Вот и маленькая несудоходная Пахра работает с большой пользой для окрестных хозяйств. И сравнить нельзя эту плотину с мощью гигантов советской индустрии, но Новлинская электростанция была одной из первых, и в этом ее заслуга.
В деревне мы увидели дома почтенных возрастов, но не столь уж древние, все больше начала нашего века. Прорезные гуськи стройными рядами поддерживают свесы четырехскатных кровель, отбрасывая причудливые тени на зашитые вагонкой стены домов. Утомительное однообразие вроде бы разнообразных прорезных наличников. Каждый раз думаешь найти в них новый мотив, а отходишь, внутренне досадуя. Но вот мы подошли к дому № 23 и сразу угадали под обшивкой основательно рубленный сруб большого шестистенка.
Мы вошли в дом и познакомились с хозяйкой Лапшиной Марией Сергеевной. Высокие и просторные комнаты. Гладко-тесаные стены. Потолки из массивных плах, забранных между двумя матичными балками с искусными калевками по краям. Большая печь с кафельной стенкой, обращенной на «чистую», жилую половину.
Обычно в сени ведут двери с низкими косящатыми колодами, а здесь они высокие и широкие. Через сени мы попали в холодную часть. Она, как и полагается, без печи, с тремя окнами. Да, рублена изба капитально.
— А раньше еще и хоздвор был на всю длину дома, — вспоминает Мария Сергеевна. — Амбары, житница… Все на дрова во время войны пошло.
Обшивка сруба — дань моде — снижает выразительность постройки. Ее суховатый облик подчеркнут такими же суховатыми наличниками с небольшими солнышками, охваченными фронтончиками. Подобный шестистенок, развернутый вдоль улицы с двухрядной связью хозяйственного двора, — типичный представитель старой застройки южных районов Подмосковья.
От Новлинского Пахра поворачивает на северо-восток. Как-то вдруг ее левый крутой берег становится пологим, и вдали на правом берегу открывается высокая колокольня церкви в Колычеве. Наш путь к древнейшему селу проходит через деревню Чурилково, где, кроме одного, похожего на дом Лапшиной, жилья, мы не замечаем примечательной стройки. Зато отсюда открывается великолепнейший вид на древний памятник архитектуры в селе Колычеве. На высоком берегу Пахры вот уже триста лет без малого стоит белокаменный храм.
Больше древностей в селе нет. Мы прошлись по трем его улицам, выходящим к реке, к белокаменной церкви с красивыми наличниками, напоминающими морские раковины. Вспомнили историю села Колычева, которому вместе с соседней на той стороне Пахры деревней Шестово при Екатерине II был даже дан статус города, названного Никитском. Но все же Пахра не была той рекой, где, кроме Подольска, мог бы быть еще город, и вскоре Никитск упразднили.