— Благодарю Вас, мсье, — сказал Люпэн с поклоном.
Он двинулся дальше медленным шагом, храня молчание, с озабоченным видом. Не было сомнения, что проблема казалась ему очень трудной, что не прояснились еще потемки, в которых он, однако, так уверенно находил дорогу.
Впрочем, он и сам это признал:
— В таких делах требуется более интуиция, чем рассудок. Но это дело стократ стоит того, чтобы им заняться.
Мы добрались между тем до бульваров. Люпэн вошел в читальный зал и долго рылся в газетах последних двух недель. Время от времени он бормотал:
— Да… Да… Не более чем предположение… Но им объясняется все… Гипотеза, отвечающая на все вопросы, не может быть далекой от истины…
Стемнело. Мы поужинали в небольшом ресторане, и я заметил, что лицо Люпэна постепенно проясняется. Его жесты стали более решительными. К нему возвращалось доброе настроение, оживление. Когда мы вышли и потом, на пути к дому барона Репстейна по бульвару Османн, со мной опять шел Люпэн, каким он выглядел, когда был в ударе, Люпэн, принявший решение действовать и выиграть бой.
Чуть не доходя улицы Курсель мы замедлили шаг. Барон Репстейн жил слева, между этой магистралью и улицей Фобур Сэнт-Оноре, в трехэтажном особняке, чей фасад, украшенный колоннами и кариатидами, был уже виден,
— Стоп! — сказал вдруг Люпэн.
— Что такое?
— Еще одно доказательство, подтверждающее мое предположение…
— Какое еще доказательство? Я ничего не вижу.
— Зато вижу я… Этого достаточно… Он поднял ворот своего сюртука, опустил поля мягкой шляпы и молвил:
— Тысяча чертей, сражение будет жестоким. Ступайте домой, дружище, и ложитесь спать. Завтра получите отчет о моей экспедиции… если она будет стоить мне жизни.
— Что-что?!
— Хо-хо, риск для меня достаточно велик. Сперва — арест, но это еще пустяки. Затем — смерть, а это уже хуже… Однако…
Он с силой сжал мое плечо.
— Есть еще одно, чем я рискну, — возможностью положить в карман пару миллионов… И тогда я смогу сделать ставку на такую сумму, — поглядим, чего я стою, а чего — нет. Спокойной ночи, дорогой друг, и, если более не увидимся…
И он продекламировал две строки:
И тут же удалился.
Три минуты спустя, — я продолжаю рассказ по тому сообщению, которое он любезно сделал мне назавтра, — три минуты спустя Люпэн позвонил в парадную дверь особняка барона Репстейна.
— Господин барон дома?
— Да, — отвечал слуга, с удивлением разглядывая пришельца, — но господин барон в такое время никого не принимает.
— Господин барон знает о том, что его управляющий Лаверну убит?
— Конечно.
— Тогда позвольте передать ему, что я пришел в связи с этим убийством, и нельзя терять ни минуты. Сверху до них донесся голос:
— Пропустите, Антуан!
Услышав приказ, отданный повелительным голосом, слуга провел Люпэна на второй этаж. Там была уже открыта дверь, на пороге которой ждал хозяин. Люпэн его сразу узнал — в газетах часто появлялись фотографии барона Репстейна, супруга знаменитой баронессы и владельца Этны, самой известной лошади года.
Это был очень высокий широкоплечий мужчина, чье бритое лицо, выражавшее любезность и чуть даже тронутое улыбкой, не скрывало тем не менее затаившейся в глазах глубокой грусти. Он был в элегантно сшитом костюме, в жилете из коричневого бархата; на его галстуке Люпэн заметил жемчужину, несомненно — огромной ценности.
Он пригласил Люпэна в свой рабочий кабинет, большое помещение с тремя окнами, обставленное книжными шкафами, зелеными шкафчиками для бумаг, американским письменным столом и сейфом. И сразу, с заметной поспешностью, спросил:
— Вам что-нибудь известно?
— Да, господин барон.
— В связи с убийством бедняги Лаверну?
— Да, господин барон, а также в связи с судьбой госпожи баронессы.
— Может ли это быть?!.. Говорите скорее, прошу Вас…
Он пододвинул стул. Люпэн сел и начал:
— Обстоятельства весьма серьезны, господин барон. Я буду краток.
— К делу! К делу!
— Так вот, господин барон, в нескольких словах и без долгого предисловия. Недавно Лаверну, в течение пятнадцати дней содержавшийся в своего рода заключении собственным врачом, Лаверну — как бы это сказать? — телеграфным способом передал некоторые разоблачения с помощью сигналов, которые я частью записал и которые навели меня на объяснение этого дела. Но сам он был застигнут на середине своего сообщения и убит.
— Но кем же? Кем?
— Своим врачом.
— Имя этого врача?
— Мне оно неизвестно. Но один из друзей господина Лаверну, господин Дюлатр, тот самый, с кем он установил таким способом контакт, должен его знать и должен также знать точное и полное содержание сообщения, так как, не дожидаясь его окончания, он вскочил в автомобиль и помчался в полицейскую префектуру.
— Зачем же? Зачем? И каков исход его обращения?
— Исход, господин барон, таков, что Ваш особняк окружен. Двенадцать агентов прогуливаются под Вашими окнами. С восходом солнца они войдут и именем закона арестуют виновного.
— Убийца Лаверну прячется в этом особняке? Один из моих слуг? Но нет, ведь вы говорили о враче!..
— Позволю себе заметить, господин барон, что, отправляясь в префектуру с сообщением своего друга Лаверну, мсье Дюлатр не знал еще, что Лаверну с минуты на минуту будет убит. Обращение господина Дюлатра было связано с совсем другим обстоятельством.
— А именно?
— С исчезновением госпожи баронессы, тайну которого он узнал из сообщения Лаверну.
— Боже! Что-то наконец известно! Баронесса найдена! Где же она? Где деньги, которые она у меня похитила?
Барон Репстейн говорил в чрезвычайном возбуждении. Он поднялся и надвинулся на Люпэна.
— Договаривайте же, мсье! Я не в силах более ждать. Люпэн продолжал медленно, нерешительным голосом:
— Дело в том… Что… Объяснение становится трудным… Поскольку мы с вами исходим из совершенно противоположных точек зрения…
— Я вас не понимаю.
— Надо, однако, понять меня, господин барон… Установлено, не так ли, — я ссылаюсь на сообщения прессы, — установлено, что баронесса Репстейн делила с Вами тайны всех Ваших дел, что она могла открывать не только этот несгораемый шкаф, но также тот сейф в банке Лионского кредита, в котором Вы хранили все ваши ценности.
— Это так.
— Но пятнадцать дней тому назад, вечером, когда Вы находились в клубе, баронесса Репстейн, присвоившая все эти ценности без Вашего ведома, вышла отсюда с дорожной сумкой, в которой находились как все Ваши деньги, так и драгоценности княгини де Берни?
— Да.
— И с тех пор ее больше не видели?
— Нет.
— Так вот, существует важная причина того, что ее более не видели.
— Какая же?
— Баронесса Репстейн убита.
— Убита! Баронесса! Вы сошли с ума.
— Убита, причем, по-видимому, нынешним вечером.
— Повторяю, Вы сошли с ума! Как она могла быть убита, если сыщики идут по ее следам, так сказать, шаг за шагом?
— По следам другой женщины.
— Какой это женщины?
— Сообщницы убийцы.
— Но кто же он сам?
— Тот самый человек, который в течение пятнадцати дней, зная, что Лаверну, в силу того положения, которое он занимал в этом особняке, раскрыл истину, держал его взаперти, принудил к молчанию, угрожал ему, запугивал; тот самый, который, застав Лаверну, передающего свое сообщение приятелю, хладнокровно устранил его ударом стилета.