Выходила я с надменным лицом, готовясь прожигать гневным и презрительным взглядом любого наглого мужика, который только осмелится на меня глянуть. Каково же было мое разочарование, когда моего выхода никто и не заметил. Вообще‑то, меня сопровождало пять наемников, два кучера и Сейм, их командир. Так вот, ни одна сволочь в мою сторону даже не взглянула, каждый занимался своим делом: кто‑то готовил, кто‑то чистил оружие, кто‑то просто отдыхал у костра, ну а кучера занимались лошадьми. И даже Сейм делал вид, что ничего, кроме голубого неба над полянкой его не волнует. Ну не гад ли? Как есть гад! Сквозь деревья просматривала река, не слишком бурная и, надеюсь, не холодная. К ней я и пошла. Сейма понятно звать с собой не стала, а то подумает, что я предлагаю ему уединиться.
Река была в меру теплая, сполоснула руки, лицо. Потом, подумав и оглядевшись по сторонам, постаралась, как можно незаметнее снять нижнее белье. Из‑за глупых игр Сейма оно было влажным, и от одной мысли, что еще часов шесть ехать в нем, становилось неприятно. За этим занятием меня и застал Сейм. Вот буквально секунду назад его не было рядом, а тут раз и обнимает за талию, целуя мою шею.
— Цветочек, почему ты меня не дождалась, я сам хотел тебя раздеть, — промурлыкал этот наглец и перехватил мою руку с трусиками. От неожиданности я чуть их не выкинула в реку. — Если они тебе не нужны, я заберу. Буду в дороге наслаждаться твоим бесподобным запахом.
— Ты!.. Да ты… — слов не было, меня душили гнев и смущение. Забилась в руках мужчины, но совсем не от страха, а от желания надавать этому несносному мужлану по морде.
— Хам? Мужлан? — хохотнул Сейм, усаживая меня к себе на колени. — Да, цветочек, я такой. Мне так нравится когда ты злишься. Из твоих прекрасных глаз пропадает страх и забитость. Где‑то там внутри ты храбрая и вредная девчонка…
— Выбирай выражения! Я баронесса, а не девчонка, и я не вредная! — сидеть на коленях у мужчины вполоборота к нему, было с одной стороны удобно, с другой очень волнительно. Он смотрел на меня с таким восхищением, нежностью, что у меня язык не повернулся его как‑то обозвать. Но и терпеть его непочтительность я была не намерена.
— Все рыжие вредные, а кудрявые сильнее всех, — дразнил мужчина и, не давая себя ударить, поцеловал меня. А я его укусила, мне хотелось хоть как‑то отомстить ему и за выходку в карете, и за его слова. Укусила и испугалась, Сейм большой, сильный, вот как разозлиться, как стукнет… Сжалась, дернулась сбежать, но мужчина не дал, удерживая меня на своих коленях. Одной рукой он крепко меня обнимал, другой ласкал шею, затылок, а сам шептал: — Маленькая вредная девчонка. Моя вредина, моя девочка.
Постепенно я начала расслабляться и паника отступила, думать о том, к чему приведут все эти нежности не хотелось. Мне нравились вот такие объятия, нравились легкие поцелуи и мягкие покусывания моего ушка. Я тихо млела, все больше и больше доверяя ласкам Сейма, да он в этот раз не переходил границ.
— Поцелуй меня, Энжи, — нежный шепот заставил меня вздрогнуть и отпрянуть, насколько это было возможным.
— Как ты меня назвал? — мой голос дрогнул от волнения. В голове бились мысли одна нелепее другой. Ведь «Энжи», меня звал только Ланс. Отец всегда использовал полное имя, мать ласково звала «Эвани». Барон же вообще не пользовался именами, самыми нейтральными эпитетам, какими он меня награждал были: женушка и рыжуха.
— Ну ты же Эванджелина. Значит, сокращенно Энжи, — на меня взглянули такие знакомые карие глаза. Я вздрогнула еще раз, понимая, что схожу с ума, если мне в постороннем мужчине мерещится другой.
— Или тебе больше нравится «цветочек»? — лукаво спросил мужчина, норовя меня поцеловать. Я же пристально искала в нем знакомые черты и, конечно, не находила. — Поцелуй меня, цветочек.
И я поцеловала, сама. Не потому что меня пленили нежность или резко проснувшаяся страсть. Нет, мне просто нужно было отвлечься от навязчивых мыслей о Лансе. Он то лучше и светлое в моей жизни, что было в ней. Я не хочу о нём забывать, но и мечтать о том, что было бы останься мы вместе, не могу. Потому что разочарование в жизни и так сильно, а желание избавиться от всех проблем разом никуда не делось. Но Ланс хотел чтобы я жила, чтобы любила, была счастлива. Он говорил, что подарками нельзя разбрасываться, и если до подарков богов мне не было дела, то дар Ланса грел душу. Он вернул мне надежду. Нет, я все еще не верю в счастье или любовь, но Ланс дал мне надежду на то, что жизнь может быть другой, как и близость с мужчиной.