— Ну-ну, — произнес доктор Медек без тени удивления. — Ну, входи.
Элишку я с тех пор больше не видел.
Какие-то скоты, натянув на нее бумажную рубаху, отрубили ей голову.
Тени вербняка удлинились, и предвечернюю тишину прорезал резкий свист «кукушки» с местной железнодорожной ветки.
Незнакомка на том берегу стала собираться.
Прямо на купальник надела жемчужно-серую юбку. Ее прекрасную полную грудь скрыл джемпер.
Еще минуту-другую она задержится здесь на теплой от солнца плотине и станет ловить последние лучи. Потом уйдет по дороге в направлении бывшей мельницы Печивы.
Я сматываю удочку, а пустую сетку заворачиваю в одеяло.
Заходит багряное солнце, предвещая еще один солнечный день.
Суббота. Завтра приедет Ирена со своим преуспевающим писакой и двумя неугомонными мальчишками.
Я люблю их, но иногда они меня раздражают.
Впереди у меня еще одна тихая ночь.
Я вернусь домой, лягу на свою старую кровать и, не слышимый никем, сотворю молитву:
«Благодарю тебя, боже, за еще один дарованный мне солнечный день. Дай мне проснуться завтра, ибо нет человека, который не любил бы солнца.
Дай мне, хотя бы во сне, еще раз увидеть Элишку. Но пусть это будет не осенью.
Пусть это случится летом, сверкающим солнечным днем, и трава на откосе пусть золотится солнцем»».
Из книги «Песенки на тему» (1974)
ПЕСЕНКА ПЕРВАЯ
Мамино происхождение и ее первый брак давали моему отчиму пищу для постоянных ехидных намеков, которые мама научилась не слышать. Во втором браке она вообще многому научилась, а также от многого отучилась, например от мечтательности. Лишь от одного ее не смогла отучить не слишком счастливая жизнь с моим отчимом, во всяком случае не так-то быстро: мама любила петь. Так она и запала в мою память — не лицом, не фигурою, а молодая, поющая.
Она напевала почти всегда, словно для любого случая жизни у нее была припасена песня. Песенка с сюжетом. Песенка с необычными героями, за судьбой которых я, еще не умея читать, просто с жадностью следил, мало заботясь о том, отчего ее песни грустны или веселы. Это были песни о страшной жестокости, о великой любви, о святых великомучениках и особах светских. Вот, скажем, святая Женевьева:
Этот Зигфрид так разозлился на святую Женевьеву — по какой причине, я уже не помню, но думаю, речь шла о подозрении в измене, — что приказал слугам свою супругу Женевьеву —
в том глухом лесу убить, а в доказательство того, что приказ исполнен, выколоть глаза, отрезать язык и принести ему. Но среди слуг оказался верный Женевьеве человек, который все подстроил таким образом:
Граф ничего не заметил. Видимо, не слишком часто глядел в глаза своей жене. Женевьева тем временем бродила по дремучему лесу, питалась яичками, которые птички приносили ей прямо в пещеру, и счастливо дожила до того времени, когда стала святой.
Из светских песен матушка охотнее других пела печальную песенку про неверную жену угольщика Гинека, которая встречалась со своим возлюбленным, пока ее муж Гинек
Дело зашло так далеко, что злая жена решила бросить своего хорошего мужа, и ребенка тоже. Решение было нелегким, и мы узнаем, что она
Кончилось все из рук вон плохо. Изменница, чей характер и чувства не отличались ни постоянством, ни прочностью, в конце концов раскаялась и написала мужу письмо:
и бросилась в колодец за домом.
Угольщик Гинек отнюдь не был торговцем углем. Эта песня перешла к маме из бабушкиного, маминой мамы, репертуара, а та была в родстве с углежогами, что жгли древесный уголь в лесах.