Мужчина поправил круглую оправу очков и почесал ухо. Аккерман всмотрелся в его лицо и задумался: а не о нём ли Эрвин рассказывал?
— Вы здесь недавно, да? — уточнил Леви. — Не видел вас раньше.
— Это мои первые игры. Никогда раньше в подобном не участвовал, а тут друзья подначили, говорят: «Попробуй, будет весело».
— И как, было весело?
Мужчина обратил на Аккермана пронзительный взгляд и улыбнулся странной, довольной улыбкой.
— Очень, жаль только, моя команда не вышла в финал, было бы ещё интереснее. Ах, я же не представился. Моё имя Зик, рад встречи с вами, Леви.
Кажется, слава бежала впереди него. Аккерман недовольно скривил губы и, бросив неприязненный взгляд на протянутую мозолистую руку, ответил на крепкое рукопожатие.
— Ничего, может, повезёт в следующий раз, — вяло приободрил Леви.
— В следующий? — удивился оппонент. — Боюсь, следующего раза уже не будет. — Зик опёрся спиной о бортик, закинув на него локти, и задрал голову — тонкие стёкла его очков ярко блеснули. — Тут ведь, знаете, как, мир устроен так, что шанс даётся лишь раз. Упустил — уже обратно не вернёшь, так что надо хватать крепче. Я вот не смог удержать, — улыбнулся он, — мне до вашей крепкой хватки далеко. Только сильнейший может оставаться на вершине столько времени. Аж завидно. — Зик громко расхохотался.
Леви молчал, внимательно наблюдая за человеком перед собой и улавливая ухом каждое сказанное им слово. О человеке многое можно сказать по его тону, движению рук и головы, по тому, как смотрят его глаза. Но Зика Леви не удавалось прочитать. В его голосе не было фальши, в движениях — резкости и напряжённости, во взгляде — тайн и недосказанности. Зик был искренним, но почему-то Леви не верил этой искренности. Возможно, дело было в воспитанном дядей скептицизме, возможно, — даже ложь можно сделать правдой.
— Не думаю, что мне стоит завидовать, — подал голос Аккерман. — Мы с вами живём в разных мирах, и вряд ли бы вы захотели оказаться на моём месте, узнай уплаченную за него цену.
— В разных мирах, — повторил Зик и прямо посмотрел на него водянистыми глазами. — Ошибаетесь, Леви. Мир один для всех. Все мы здесь, под одним мирным небом, — он вскинул руки вверх, указывая на невидимое небо, распростёртое где-то над этим каменным куполом. — Вот только вопрос: кто мы? Пленники, заложники или рабы? Кем же мы стали в это мирное время?
Зик замолк. Эхо его голоса стихло. В ушах зазвенела тишина.
— И отчего же такой человек, как вы, включает себя в это странное понятие «мы»? — вздёрнул бровь Леви.
— М-м-м, разве не очевидно? — Зик сделал к нему пару шагов и наклонился к его уху. — Вы сами ответили на свой вопрос. Потому что я — человек. — Зик по-детски улыбнулся и отстранился. — Мне пора возвращаться, долг зовёт. Рад был встречи с вами, Леви. Надеюсь, мир сделает для меня исключение и представит мне ещё один шанс поговорить с вами с глазу на глаз в такой уютной обстановке. Всего доброго, и передавайте привет Эрвину!
Леви постоял какое-то время недвижимо, поднял руку и посмотрел на метку на запястье.
— Один мир, да? — тихо повторил он и сжал ладонь в кулак.
***
Жан уже несколько минут топтался возле двери и никак не мог собраться с духом. В этом ведь не было ничего сложно: всего-то зайти в комнату, поздороваться и справиться о самочувствии. Да любой ребёнок сделал бы это с закрытыми глазами. У него же всё тело тряслось, стоило только оказаться возле двери ближе, чем на метр. А он ещё собирался полицейским стать. Нет, не так, — Жан замотал головой, — он собирается стать полицейским. После разговора с Доком на какое-то время уверенность в себе покинула его, но он не был бы Кирштайном, если бы бросил всё после первого же падения. Нет, он ещё покажет этому миру, это гнилой системе правосудия, на что способен человек, который чего-то отчаянно желает. И никто не посмеет усомниться в нём, даже статус Меченного не станет преградой на его пути. Жан вновь кинул опасливый взгляд на дверь и застонал — ну где ж его решимость сейчас бродила? Молодой человек поздоровался с прошедшими мимо работниками медицинского блока и, размяв суставы, будто готовясь пробежать многокилометровый марафон, наконец вошёл в комнату. Здесь было тепло и просторно, приглушённый белый свет мягко струился с потолочных светильников. Сидевшая в кровати Микаса отвлеклась от чтения электронной книги и взглянула на незваного гостя. Она пару секунд молча смотрела на Жана глубокими графитовыми глазами и, ничего не сказав, продолжила чтение. Это определённо была плохая идея. Глупо было надеяться, что Микаса будет хоть чуточку рада его появлению. Жан провалился, причём капитально. Он моментально сделал вид, будто его здесь вообще нет, и поспешил покинуть комнату. Но стоило ему только развернуться, как его остановил голос за спиной:
— Ты что-то хотел?
Жан обернулся и замялся на месте.
— Да я просто решил заскочить, поинтересоваться твоим самочувствием.
Микаса стрельнула на него глазами и отложила книгу.
— Ты за всех участников игр беспокоишься или только мне так повезло?
Жан бы непременно обрадовался этим словам, если бы не слышал в голосе неприкрытый сарказм. Лицо девушки было равнодушным, но Кирштайн был абсолютно уверен: будь на его месте Эрен, оно засияло бы лучезарной улыбкой. Жан стоял на месте, не смея даже шелохнуться и не зная, что сказать. Он бы мог прямо сейчас в лоб признаться в своих чувствах к этому нежнейшему существу, коей он считал Микасу, но что-то, видимо, оберегало его от страшных последствий откровений и не давало сказать этого.
— Только за симпатичных, — брякнул Жан первое, что пришло ему в голову.
Микаса закатила глаза и заёрзала на кровати, пытаясь принять более удобную позу. Её лицо исказила гримаса боли, Жан тут же оказался возле девушки и поправил подушку за спиной. Впервые он оказался так близко, не считая, конечно, того раза, когда получил от неё классную пощёчину. Он немного задержался подле неё, наслаждаясь теплом, исходящим от женской бархатной кожи. Ох, как же она манила, дурманила своим сливочным ароматом с тонкими горькими нотками бинтов и лекарств. И повезло же придурку Эрену! Рядом с ним такая красавица, такая дива, а он, идиот, совсем не бережёт своё сокровище. Да будь он на его месте, пылинки бы с неё сдувал, берёг бы как хрустальный цветок, да он бы!..
— Можешь уже отойти, — прервала его мечтания Микаса.
Жан быстро отпрянул и залился краской. Он с беспокойством осматривал виднеющуюся из-под одеяла туго обтянутую бинтами грудную клетку Микасы. Сложно было представить, что те ужасы, творящиеся под куполом Арены, назывались безобидным словом «игра». Жан был в здравом уме и прекрасно понимал, на что дал согласие, но смотря на себя после первой игры, на Микасу и других участников, становилось очевидно, что игра в мире взрослых совсем не похожа на детскую.
— Здорово же вас помяли в этот раз. Но вы ещё легко отделались.
— Армин чуть не погиб, — осадила его Микаса. — Не будь таким бестолковым.
— Нет, я не это имел… — поспешил оправдаться Жан, но замолк на полуслове. — Зачем ты это делаешь? Даже зная, что здесь творится такое, почему ты приняла участие в играх?
Быть может, если бы Жан знал причину, то смог бы помочь ей, смог бы найти другой способ, нежели подвергать свою жизнь опасности.
— Я обещала ему, что всегда буду рядом. Это моя благодарность, — тихо ответила девушка, пряча глаза.
— Ему? Эрену? — Жан вскинул руки и вздохнул — ну конечно, кому же ещё. — И чего ты вечно так цепляешься за него? На нём что, весь свет сошёлся? Он ввязывает тебя в сомнительную авантюру, а ты рада хвостиком за ним.
— А что насчёт Марко? — резко парировала Микаса, начиная сердиться. — Разве он не следует точно так же за тобой? Чем вы с Марко в этом плане отличаетесь от нас с Эреном?
— Ну-у, я… — промямлил растерянный Жан.
Да в самом-то деле, что это такое? Он за неё беспокоится, помочь пытается, а она его носом в собственные ошибки тычет. Он прекрасно знал, что сильно облажался, когда позволил Марко участвовать в этих играх, и очень злился, что осознание пришло к нему слишком поздно, когда уже нельзя было ничего исправить. Но у неё-то совсем другой случай.