В это самое время страшная женщина Нинель Борисовна развлекалась от души. Она принимала гостей. Выйдя на пенсию и не имея никаких бытовых хлопот, Нинель заскучала и вспомнила семейное проклятье. Её мать в деревне считали ведьмой, почему бы не объявить себя потомственной колдуньей. Нинель стала развивать свой врождённый магический дар. Был дар или нет, её не волновало вообще, достаточно было врождённой бессовестности вкупе с немалой фантазией, которые позволяли не ограничивать себя и получать удовольствие, мороча голову соседкам.
Гостей бабка принимала в своей собственной гостиной, то есть в будуаре. Никаких жабьих шкур и змеиных голов в будуаре она не держала. Это была большая комната с французскими окнами, выходящими в сад. Дизайнер предполагал, что здесь будет много воздуха и света. Но Нинель Борисовна разошлась с ним во вкусе. Поэтому большие окна были завешены тяжёлыми бархатными портьерами с бахромой и кистями. Вдоль стен стояли комоды, шкафчики, столики, тумбочки, на которых теснились вазы и вазочки, различные статуэтки, подсвечники и ещё много различного добра. В центре стоял большой круглый стол, накрытый опять-таки бархатной скатертью в тон портьерам. Во главе стола в кресле с высокой спинкой восседала сама колдунья, как королева на троне. В комнате царил мягкий полумрак, желтоватый свет давали редкие ночники, висящие на стенах.
Сегодня избавляли от венца безбрачия соседку Лидию, пышную тридцатисемилетнюю девицу, до сих пор не обретшую семейное счастье.
– Ты, Лидка, девка не сильно умная и ещё меньше красивая, – внушала оптимизм добрая бабушка. – Такие, как ты, просто так замуж никогда не выходят. Я даже сомневаюсь, стоит ли мне браться за тебя.
– Нинелечка Борисовна, душечка, пожалуйста! Мне так замуж хочется! Чтобы муж и дети, хоть одного родить успеть!
– Ну, давай попробуем, посмотрим, что у тебя на судьбе написано. Умеешь ты, Лидия, уговаривать.
Старуха принялась с задумчивым видом перекладывать карты, пожёвывала губы, покивала своим мыслям и озабоченно нахмурила брови.
– Ну что там? – нетерпеливо встряла Лидка.
Старуха грозно на неё взглянула:
– Я тебе не сантехник, чтоб ты меня торопила, сиди и молчи. Ещё раз вякнешь – проваливай отсюда!
Лидия, которая привстала, чтоб видеть карты, рухнула на стул и притихла.
Бабка ещё минут пять перекладывала карты, потом ей это надоело, и она сказала:
– Нет, Лидка, даже рассказывать тебе ничего не буду. Всё бесполезно, никакого женского счастья тебе на роду не написано. Всё, уходи!
Она начала собирать карты.
– Как, Нинель Борисовна, как же это? – испугалась Лидка.
– Иди-иди! Чего не понятно?
– Нинель Борисовна, ну хоть что-то скажите, – со слезами начала её упрашивать Лидка. – Я вам любые деньги заплачу!
– Дура! Да тебе никакие деньги не помогут! Кресты на твоей судьбе сплошные! Нет ни детей, ни мужа. Ты пустоцвет. Зря воздух портишь! Чего не понятно?
– Нинель Борисовна, миленькая, родненькая! – ревела Лидка. – Как же так?! Что же делать?!
– Да ничего не сделаешь, иди, говорю, хватит мне нервы трепать! Что за люди! Сказала же, отстань! Так нет же, выспросят всё, а потом ревут. И вообще, для тебя это большая удача, что не будет у тебя семьи…
Нинель Борисовна потупила глаза в пол, как будто слова вырвались нечаянно и она расстроена своей болтливостью.
– Как?! – ахнула Лидка. – Нинелечка Борисовна, миленькая, расскажи, расскажи, что увидела, пожалуйста!
– Венец безбрачия на тебе! Но не простой! Он тебе как милость дан, так что практически нет никаких шансов выйти замуж, – старуха как будто решилась рассказать. – Твоя прабабка согрешила, разбила семью одного офицеришки, поиграла в любовь и бросила. А он влюбился и с женой жить не смог после этого. Он ушёл из семьи, а там четверо детей было, семья голодала. Младший сын от воспаления лёгких умер. Второй тоже какую-то кишечную инфекцию схватил, слабый же был. Мать беременная была пятым, он её заразил и тоже недолго протянул. И мамаша следом за ними после выкидыша отправилась. А когда умирала, прокляла твою бабку на семь поколений через одно. Вот у твоей матери всё нормально, а ты будешь мёртвых рожать и после пятой беременности сама помрёшь. Так что венец безбрачия тебе прабабка как спасение вымолила.