Часть 1
I’m too good for nothing. Автор неизвестен I Глаза жжёт. Наверное, от поздних утренних лучей, проникающих в щель между занавесками. Телефон валяется на полу. Рядом крышка и батарейка - личность снова победила будильник. Вчерашний вечер вспоминается с невероятным трудом. Отмечали с друзьями новую работу. Целая передача на радио! «Вершина» вещает на полрегиона; должно быть, меня слышала даже мама. Люблю её... В комнате кислый запах табака, пива и травы, если так можно назвать обычный план. Похоже, я немного прибрался прежде, чем уснуть: банки «Гиннеса», пачки из-под сухарей и ещё какие-то бумажки лежат под столом в куче, да и в остальном относительный порядок. Даже гитара на своём месте в углу. Собираю телефон, давлю включение. Чёрт, без четверти одиннадцать. Пять СМС одно за другим: «Вам звонили...». Мама, мама, Паныч, мама, Рыжая... Не сейчас. «Сони-эриксон» улетает в дальний конец дивана. Глаза по-прежнему жжёт. Надо бы завязывать с этой дурью. От неё одни неприятности. Но разве можно т_в_о_р_и_т_ь в обычном состоянии? Бред. Все великие были психами, наркоманами или алкоголиками. А большинство ухитрялось совмещать в себе одновременно все «пороки». Македонский, Моцарт - гомосексуалисты, Лермонтов, Достоевский - шизофреники... Искусство требует жертв. Ну же, бери и меня! Я тоже из Великих!.. Фамилия у меня такая. Сделав усилие, встаю с дивана и выхожу в туалет. Вода в кране ледяная, но другой сейчас и не хочется. Плескаю в лицо. Нет, освежить такая мелочь меня неспособна, зато утоляю боль в глазах. Поднимаю голову к зеркалу: - Доброе утро, друг! Отражение над рукомойником тупо смотрит, никак не реагируя на приветствие. Даа, запустил я себя. Синяки под глазами, припухшая от недавней раны верхняя губа, темная щетина, спутанные взлохмаченные волосы... Отражение без интереса неспешно разглядывает меня. - Да пошёл ты... В унитазе десятка три окурков и многочисленные напоминания о семечках. Избавившись от нужды, достаю пачку «Парламента». Ну что ж, окурком больше... Курить особо не хочется, поэтому посылаю до половины истлевшую сигарету в воду и, не смывая, возвращаюсь в комнату. Пара старых диванов, разлезшееся кресло, шкаф, лампочка без малейших изысков, телевизор на шатком столике, обрывки фотообоев и лохмотья грязного паласа на полу. Самая обычная студенческая комната. Постель убрана (вернее, не разбиралась вообще), одеваться тоже не нужно. Но я всё-таки отыскиваю в шкафу латаные джинсы и клетчатую рубаху и меняю потные, прокуренные вещи на просто прокуренные. На столе полный стакан воды. Заботливо с чьей-то стороны, если учесть, что в кране течёт сплошной хлор, а чайник совсем пуст. В следующую секунду жидкость уже перемещается в меня. Душно. Сгребаю телефон в карман и открываю балконную дверь. Ворвавшийся воздушный шутник пробегает по волосам и растворяется в спертой комнате где-то сзади. А на улице весна. Переваливаюсь через перила балкона, смотрю вниз. Должно быть правы те студенты, которые говорят, что вид из окон этой общаги не надоедает даже к пятому курсу. Не знаю. Эта весна здесь для меня первая. Первый курс филологического факультета. Восемь месяцев назад мне показалось, что жизнь летит к чертям. Вместо театрального ростовского института оказаться в дыре под названием «лингвистический университет». Хорошо, что здесь не докучают учёбой и не строго следят за посещением занятий. Не то, чтобы мне не нравится весна. Тем более, что это просто время года. Но она нагоняет какую-то пожирающую душу тоску. Иногда я «не просыхаю» неделями, зато потом всегда выходят какие-нибудь стихи. Плохие. В лучшем случае они становятся песнями, а ведь стих должен быть совершенен сам по себе, без музыки, красивых лиц и голосов. Да и нет во мне никакого призвания к поэзии. Просто изрыгиваю душу, когда её становится слишком много... Плюю с высоты седьмого этажа. Где-то там должен быть тротуар, но его не видно за деревьями. Листва уже почти распустилась, солнце к полудню пригревает всё сильней. Перекидываю ногу через балконную ограду, сажусь, упёршись спиной в перегородку. Интересно, каково спрыгнуть т_у_д_а? Самый быстрый способ спуститься... Но его черёд не пришёл. Пока. А небо совсем ясное. Синее-синее, особенно за Бештау. Смотрю на эту величественную гору. Ничего в ней нет, кроме тысяч тонн породы и горстки-другой ценных минералов. Но сколько воспоминаний связано с ней. Безбашенные компании, бессонные ночи, встречи на озере... Говорят, ранним утром с вершины можно увидеть, где начинается море. Можно даже найти себе в снегу предновогодний подарок. Ухмыльнувшись, похлопываю пальцами по карману с мобильным. Словно в ответ телефон разражается искажённой крошечным динамиком мелодией. Мама. - Алло, Вадь, ты? Всё в порядке? Ты не отвечал... - Да, здравствуй, мам. Sorry, у меня батарея была разряжена. - Ты не в университете? - Я проспал... За время молчания успеваю рассмотреть двух худосочных блондинок, вышедших из супермаркета напротив. Крашеные... Хм, что за ерунда? Едущие по обеим полосам машины одна за другой объезжают... пустое место. Может там всё же что-то лежит или разлито? Странно, ничего не вижу... - Ладно, как знаешь, ты взрослый. Приедешь сегодня? Деньги есть? - Да...я найду на билет. - Хорошо, удачи там, пока. - Счастливо, мам. Пока. Конечно, мама не слышала моего эфира. С четверть минуты смотрю в поблекший от солнца экран телефона, потом ещё раз на дорогу. «Блондинки» уже скрылись за навесом общаги, авто колесят как обычно... Может, мне всё почудилось? Спрыгиваю на балкон и только теперь чувствую, как сильно болит голова. Мелочь, когда есть полпачки цитрамона. Хоть и малоприятная мелочь... Дожёвываю таблетку, беру гитару. Эта шестиструнная «акустика» дороже мне любой электро. Пять лет назад какой-то обкуренный хриплоголосый панк научил брать аккорды цоевской «Пачки сигарет». Помню режущие нити струн под неумелыми пальцами и дрожание кисти. То ли от волнения, то ли от тренировок по несколько часов в день. Тогда у меня была расслоившаяся фанерная гитара, прошедшая не одни руки, а теперь в руках вполне профессиональный инструмент. Пальцы словно ведомые инстинктом, перелистывают струну за струной: короткие нотки уже не цоевской - моей мелодии. Вчера отшумела последняя буря. Ты смотришь в окно на то, что осталось, На то, что рвалось, билось, гнулось, металось, На то, что уже не полюблю я... Свинцовое небо ложится на плечи - Тонн пятьдесят холодных эмоций. Боятся горбатости пусть «Запорожцы»: Я знаю подругу - она это лечит. Нет, не хочу играть. Тишины тоже не хочется. Медиа-плейер Walkman’а сейчас как раз кстати. Устраиваюсь на диване в позу лотоса, закрываю глаза... Прозрачное округлое озеро у вершины горы, тонкие черты, волнуемые лёгким ветром волосы - мой самый красивый «якорь» для восстанавливающего транса. II - Сабина, может быть Вы ответите на этот вопрос? Резко поднимаю голову. «Античник» смотрит прямо мне в глаза, а по аудитории перекатываются ехидные смешки. Чёрт, я опять спала. - Может быть. Повторите вопрос, пожалуйста. Препод хитро прищуривается, но всё же говорит: - Как звали возлюбленную Франчески Петрарки? Слева от меня поднято с дюжину рук, но предательское молчание лишает всякой надежды на подсказку. Впрочем, мне не привыкать: - Лаура. Ей посвящено свыше трёхсот сонетов. - Хм, спасибо. Тогда мы продолжим... Но я больше не слушаю «античника». Я перечитала 2 шкафа книг, и уж конечно среди толстых томиков Толстого, Достоевского, Набокова и Пушкина нашлись Древний Рим и Греция, Средневековье и Возрождение. Я читаю везде, где только можно исхитриться достать книгу и достаточно света, чтобы разобрать буквы. В электричках, на вокзалах, в маршрутках. Даже на работе, когда цветомузыка в ночном клубе к утру словно засыпает, и прожекторы лениво сменяют друг друга в одним им понятной очерёдности. Другим официанткам кажется диким, что в редких перерывах между заказами я не стряхиваю пепел сигареты на кафель туалетной плитки, а перекладываю закладку ещё на страничку вперёд. Правда, я не обращаю на них внимания. Как не обращаю внимания на грязные намёки клиентов и их матерную брань, пьяных сопляков и их нелепых подруг. Сегодня я раскрутила одного парня на две сотни за пару стаканчиков мороженого. Я видела, что это чуть ли не последние его деньги и он явно не ожидал такого счёта, но заплатил, чтоб не ударить лицом в грязь перед спутницей. Когда от умения втюхать подороже какой-нибудь оригинальный пустячок зависит твоя завтрашняя зарплата, по-другому просто нельзя. Тем более люди знают, куда и зачем они приходят. Вадик правильно сделал, что не явился сегодня в универ, скучно здесь. Вот только зря он снова выключил телефон... Смотрю в дисплей «раскладушки»: до конца пары ещё почти полчаса. «Античник» вряд ли станет снова приставать с вопросами, да и я всё равно смогу ответить на любой из них. Наверное... За моей спиной зазвучал голос Вики Сомовой. Довольно связные, хоть и слишком литературные фразы. Конечно, она смотрит по учебнику, как всегда. Что ж, этот путь тоже ведёт к красному диплому и повышенным стипендиям. Если бы у меня были пособия, я могла в некотором смысле сейчас читать Викины «мысли». Но у меня нет учебников. По крайней мере, университетских. Какой солнечный сегодня день. В огромные окна бывшей лекционной аудитории кое-где упираются ветви тополей с ещё крошечными листочками, сквозь которые легко проникает солнце. Дорож