Почему он это сделал?
Опять этот же самый вопрос, он вообще всплывал чаще других. На каждую картинку-воспоминание был свое "почему?" и очередной поворот на полный оборот... вот до чего дошла - стихи сочиняю.
Неспроста все... что-то кроется точно.
Не думать о произошедшем не могла, как ни старалась. Слишком потрясение сильное было, да и есть до сих пор.
Единственное решение, к которому пришла за столько часов обдумывания: поскорее оказаться как можно дальше от предмета волнения. Впереди две недели новогодних каникул. Я буду за много, целую сотню, километров от него. И пусть пару дней поволнуюсь как в эту ночь, потом забуду.
Непременно.
Помятый Коля - так звали черноволосого парня - проводил замученным взглядом с трудом залезающую внутрь джипа меня. Я ответила ему взаимностью. За ночь сугробы стали выше, следы проходивших вчера, на которые я так надеялась, занесло. Нести меня никто утром не собирался - Коля сам едва ходил, придерживая обеими руками голову. Пришлось идти самой по пояс и выше в снегу. А ходить вот так - очень, о-о-очень трудно. Я взмокла, как мышь, устала как собака, и едва взобралась на ступеньки внедорожника, они были на уровне колен.
Но вот, я уже сидела внутри, отряхивалась, парень прогревал машину, провожая мои действия тоскливым, как у побитой собаки, взглядом... что-то сравнение с собакой у меня сегодня частое.
Улицы, и не только в поселке, были пустынны, прохожие редки.
И пусть, что после... поцелуя мир стал таким, каким был в глубоком детстве - красочным, на утро он был прежним. Непроходимо черно-серо-белым. Пора опять привыкать.
Я уже боялась, что и автобусы тоже не ходят, но как хорошо, что ошиблась! Ходили, как миленькие. До автовокзала Коля домчался быстро... все это время я сидела вцепившись в сидение и молилась, чтобы нас не занесло и мы ни во что не врезались, я еще помнила об "изящности" водителя... скорость на спидометре колебалась между ста и ста двадцатью. Хорошо хоть, она сбавлялась почти на нулевую на поворотах. Здравый смысл сохранился в чернявой голове.
Коля галантно простоял со мной возле кассы и посадил на автобус, что очень, мягко говоря, удивило. А я-то думала, что ему бы поскорее отделаться от надоедливой девчонки и свалить досыпать дальше... а вот нет!
Мое мнение о нем еще на немного изменилось.
Через полтора часа я стояла напротив своих окон и кидала в них снежки, чтобы разбудить домашних. Подойти к окнам не представлялось возможным - занесло по самые подоконники. А они достигали моего носа.
Наконец, дверь открыла бабушка. А я и не сомневалась, что это будет именно она. Ну а кто еще: родители обычно любят хорошо и продолжительно погулять в компании родственников и многочисленных друзей до чуть ли не утра, а потом отсыпаться до обеда, если не больше. До этого рядом с ними хоть из пушки стреляй - даже не перевернутся. А бабушка у нас обычно запиралась в своей комнате рано - на утро вставала, естественно, самой первой.
Она обняла меня, поохала над тем еще видком, так напоминающим "снеговиковое" состояние Немрина... так, все, не думать о нем! Помогла раздеться и, не слушая довольно вялое отнекивание, пошла греть остатки обилия праздничного стола... столов. И тут в одной комнате тел набилось столько, что не пройти!
В час пришли Лежик и Толик, братья-акробаты, и завалился спать в гостиной. Надо же, в этом году вытащился погулять даже зануда Толик... М-да. Неужели и у этого книжного червяка друзья есть?
Поскорее бы эти двое закончили школу и свалили подальше от меня! Особенно этот Лежик, гад. Хотя, сомневаюсь что он уедет - будет жить до последнего, до конца... моего. Уже почти пятнадцать лет он достает меня, жить нормально не дает! То воем, в детстве, добивался своего, забирая мои игрушки, играл на нервах, внимательно заглядывая мне в рот во время еды, чем бесил несказанно. То, повзрослев, стал занимать компьютер именно тогда, когда он был нужен мне... и опять наблюдал во время общего завтрако-обедо-ужина.
Они оба с нами с тех пор, как... отец ушел туда. Мама Олега и Толи летела в том же самолете...
С разрешения, я закрылась в комнате бабушки - а больше свободных комнат в доме не было, разве что кухня, и забылась крепким сном. Дома это удалось намного быстрее.
***
Мама, не церемонясь, разбудила меня сразу же, как проснулась сама, и потребовала полнейшего отчета за вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь. Пришлось ей рассказать: про погоду, про состояние дорог, упомянуть про оказавшуюся не такой уж и плохой компанию, про... красивый фейерверк. Заминка, которая предшествовала перед скупым описанием фейерверка, проницательную маму напрягла и она начала трясти, в прямом смысле - она всегда очень активно выражала эмоции, - что я от нее что-то скрываю. Я сделала каменное лицо и начала убеждать ее в обратном. Она не верила, что не удивительно, и трясла сильнее. Аж голова начала болеть... о чем я ей и сообщила. Тряска прекратилась.
- А может скажешь, а? - состроила она умоляющую рожицу, так пронимающую всех... кроме ее дочери.
Моя мама вообще очень красивая и обаятельная. Никто и не дает ей ее возраста, а он у нее перевалил недавно за четвертый десяток... двадцать пять-тридцать, максимум. До сих пор за ней пытаются ухаживать. В театре заигрывают, в открытую дарят цветы и объясняются в любви, даже те, кому она дала отворот-поворот. Мама уже в шутку сделала календарик и отмечает там "признания в вечной любви". Так происходит, вернее - происходило пять лет, пока маму не встретил папа. Ему тоже отказали, он не только не отступился, но и разработал целый план по завоевыванию мамы - папа потом рассказывал хохочущей семье этот план. И через полгода они поженились. Своего нового отца я приняла не сразу. Маму винила в предательстве, ее мужчину выживала из дома мелкими и не очень подлянками... из-за одной из них, когда я разыграла свое похищение - мама тогда уехала в командировку, бабушка к родным в Смоленск, и мы с отцом, ну и еще с братцами, остались одни - он попал в больницу с подозрением на инфаркт. Его сердце едва не остановилось... переборщила я с угрозами, которые сама же и предъявляла, подсмотрев по телевизору, говоря в трубку через платок. Приехала мама, узнала все, накричала... погнала извиняться. Тогда мы с папой поговорили по душам. Многое прояснили, многое поняли... и с тех пор стали очень хорошими друзьями. Папой стала его звать.
Я считаю, что у меня два отца. Но все равно... больше люблю первого.
- Да нечего говорить! - воскликнула с самым искренним, какой могла состроить, видом. Мама опять покачало головой, но, наконец, от расспросов отступила. Вздохнула, встала и ушла, а мне сразу стало очень совестно. До этого момента я от нее ничего не скрывала...
Может, рассказать?
Ага, чтобы мама наделала неправильных выводов, распрыгалась от радости, что у ее драгоценной дочурки кто-то появился, подняла всех родных и устроила еще один большой праздник! Увольте... Мне это надо? Риторический вопрос.
Празднование Нового Года растянулось вплоть до кануна Рождества. Мама и папа умели устраивать праздники и втягивать в них буквально каждого мимо проходящего. Вот из-за этого у нашей семьи так много друзей, исчисляемых уже какой сотней? Третьей?..
На ночь Рождества мама решила устроить глобальное колядование. Ежегодное. Поселок уже привык, и в каждом доме были приготовлены конфеты... очень много конфет. Домов много, поселок наш не такой уж и маленький. Конфет должно набраться с мешка три, это которые под пятьдесят килограмм. Угу... мама ведь не одна колядует, а со всеми своими друзьями, или почти всеми. И конфет, после дележки, получается не так много.
Утром шестого января мама предупредила о своих намерениях итак знающих нас. Папа захлопал, потому что знал, что мама не просто так сказала, а с ожиданием похвальбы и уверением, какая она замечательная. И она эту хвальбу получила. Бабушка одобрительно улыбалась. Я подавилась после визга мамы, которой папа решил устроить карусели, но не из-за визга, а из-за пристального взгляда Лежика. Не сдержавшись, треснула его вымазанной в салате ложкой. Слушай, вот бери пример со своего брата! Вон он, сидит тихо... опять что-то читает. И ест одновременно, претендент на Книгу рекордов, блин.