Он весело привскочил на кровати, но при первом же взгляде на тусклое окно, чёрный потолок, на Гришку, сопящего рядом у стены, чувство радости погасло.
В полдень снова отправились к Кожаному.
Когда Вовка хотел было, как всегда, незаметно проскользнуть мимо вахтера, тот неожиданно наклонился и спросил:
— Ты к кому, мальчик?
— К маме…
Вовку бросило в холод, затряслись руки. Не поднимая глаз, он просеменил мимо вахтера и еле живой доплёлся до барака.
— Что он тебя спрашивал? — настороженно и недобро спросил Кожаный.
— К кому иду.
— А ты что?
— К маме, сказал.
— Правильно! А, чёрт тебя побери, заметили…
В складе Кожаный на этот раз что-то замешкался. Когда он, наконец, передал Вовке сумку, она была вдвое тяжелее обычного.
Вовка потащил сумку к выходу и уже у самых дверей столкнулся с молодым мужчиной в серой шинели без погон.
— Ты откуда? — удивился молодой. — К вам приходил? — обратился он к Кожаному.
— Д-да… То есть, нет, — Кожаный замялся, как клещами, больно сжал Вовке плечо и незаметно стал выталкивать Вовку из барака.-Заблудился малец. К мамке обед носил. Сейчас я его провожу.
Молодой — видно, начальник — с подозрением посмотрел на жёлтую сумку, на Вовку, хотел было ещё что-то спросить, но промолчал.
Кожаный вывел Вовку во двор.
— Пулей! — злым голосом сквозь зубы процедил он. — Если задержат, — живым мне не попадайся.
Вовка медленно двинулся к проходной.
Там сменялись вахтеры.
Он уже прошёл было барьер, как вдруг один из вахтеров нагнулся и схватил его за руку.
— Постой-ка, — сказал он. — Что-то ты больно зачастил к нам! Спрашиваю: «Чей?» — продолжал он, обращаясь к товарищу. — Никто не знает. «Что носит?» Никто не ведает.
Он перегнулся через барьер ещё больше и запустил руку в сумку.
— А ну, показывай, что у тебя там.
Из сумки появился на свет свёрток, туго перемотанный тряпкой. Вахтер рванул её, тряпка лопнула, и в прореху вылез блестящий чёрный носок новенького сапога…
— Из склада воруют, — тихо промолвил вахтер и вдруг отчаянным голосом закричал: — Стой!
Но Вовка уже мчался прочь, не чуя под собою ног.
Подлезая под барьер, вахтер замешкался. Когда он выскочил из проходной, Вовка уже успел юркнуть в кусты.
Там его ждал Григорий.
Этому не нужно было объяснять ничего. Григорий тотчас же бросился напролом, в самую гущу кустов, перелез через какой-то забор, пробежал огородами и, шмыгнув в первый попавшийся сарай, затаился. Вовка не отставал от него ни на шаг.
— Ну, чего там получилось? —задыхаясь спросил Григорий.
Вовка рассказал всё по порядку.
— Ну и дурак! — неожиданно равнодушно заключил его приятель. — Теперь тебе такие сапоги дадут, только держись! Вахтёры не поймают — Пал-фанасич прибьёт.
Вовка, серый от испуга, молча стоял у стены.
— Вот чего, — решительно заявил Григорий.-Тебе сейчас деньги нужны. Без них пропадёшь. Когда ещё твоя мать придёт… Скидавай куртку, я мигом. Продам, принесу деньги.
Вовка покорно снял куртку, сел у стены на корточки и, зябко сунув ладони между колен, стал ждать.
Прошёл час или больше.
Григорий не возвращался.
На базаре
Вовка продрог. У него не попадал зуб на зуб.
Каждый раз, когда около сарая фырчала машина или слышались голоса людей, ему казалось, что вот-вот откроется дверь, в сарай войдут и его схватят.
В отчаянии он, наконец, решился уйти. Выбрался на цыпочках из сарая, перелез через забор и, боясь оглянуться, пошёл по дороге к посёлку.
Ноги сами принесли его к базару, туда, где должен был продавать куртку Григорий.
На базаре было необычайно людно. Было много рыбаков, кипела разноголосая толпа и стоял огуречный запах свежей рыбы.
Вовка сразу же потерялся в суетливом, занятом своими делами скопище людей.
Толпа швыряла его из стороны в сторону до тех пор, пока у него не закружилась голова и смертельно не захотелось присесть.
Но когда он выбрался из толпы, то, наконец, увидел Григория.
Тот стоял у лотка с одеждой и примерял мохнатую круглую кепку. Куртки в руках у него не было.
— Гриша! — Вовка бросился вперёд и ухватил за рукав приятеля. — Гриша…
Но Григорий повёл себя непонятно.
— Отпусти, пацан, — громко и зло отрезал он и вырвал рукав из Вовкиных пальцев. — Чего пристал?..