Уэринг беспрестанно обдумывал ситуацию. Инстинкт подсказал ему, что камни-спицы относительно безопасны. Он заскочил на один из них и, вцепившись рукой в колонну, заглянул внутрь ямы.
Остальные не спешили приближаться. Они знали, что дюжего корреспондента и чудаковатого эстета связывает крепчайшая дружба. Было нечто глубоко трагичное в том, как великан Уэринг простер руку над пропастью, поглотившей дорогого ему человека.
Послышался протяжный, дрожащий вздох. Уэринг заговорил заметно срывающимся голосом:
— Хорошо тебе там? Черт побери, ТНТ! В следующий раз услышу твой предсмертный вопль, остановлюсь покурить и только потом кинусь на подмогу! Что не отвечаешь? Горло сорвал?
Все еще не забывая про вдруг ставший неуместным трагизм ситуации, остальные приблизились к краю вслед за Уэрингом.
Иными словами, Отуэй и Джон Б., приметив, как это делал журналист, тоже подошли к яме. Не столь наблюдательный юный Сигзби просто постарался не наступать на камень, отправивший Теллифера вниз. Он поставил ногу на соседний пятиугольник и с опаской шагнул вперед.
Древние строители, трудившиеся над площадкой, превосходно знали свое дело. Заостренные внешние кромки плит на полу были плотно пригнаны к основной кладке, служившей им опорой. Но стоило яхтсмену лишь немного нарушить равновесие, и ловушка сработала. Сигзби тщетно попытался отступить. Поняв, что все напрасно, он просто опустился на камень и скатился по сорокапятиградусному уклону в яму к Теллиферу.
Как только он исчез с глаз, танцовщица огорченно вскрикнула, хотя до этого предпочитала молчать. Затем она пробежала по одному из прямоугольников и тоже схватилась за колонну, стараясь высмотреть Сигзби.
Наверху, под светящейся глыбой, яма представляла собой восьмиугольник, но ее дно было вырезано в форме круглой чаши, чьи ярко-оранжевые стены постепенно чернели и тонули в кромешной тьме. Глубины в ней было от силы метра четыре.
В самом центре, скрестив руки на груди, стоял Теллифер и завороженно смотрел на нижние грани светящейся массы над собой: на лице его читался неподдельный интерес, и ничто не могло отвлечь его от созерцания — ни сложность положения, ни негодование друга. Он видел лишь льющийся сверху свет. Когда к нему, сбив эстета с ног, свалился Сигзби, успевший опять подняться ТНТ был откровенно раздражен из-за того, что его размышления прервали, а не по причине чувствительного удара по лодыжкам.
Впрочем, уже через секунду он возвел зачарованный взор горе.
Сигзби, печально застывший за его спиной, прервал поток посыпавшихся сверху вопросов едкой тирадой:
— А мне почем знать? Его и спрашивайте. Я ничего не вижу, кроме белого света, от которого у меня болят глаза. Эй, парни, может, кинете мне трос или еще какую веревку и вытянете меня наружу? Теллифер пусть здесь торчит, раз ему вид так полюбился. А вот я ничего особенного не заметил.
Он оглядел себя и с отвращением посмотрел на ладони, ставшие черными, как у негра.
— Дно этой ямы все в саже! — пожаловался он. — Какая грязища!
— В саже? — Отуэй поправил очки и с особым интересом склонился над отверстием. — Что за сажа?
— Что, что? Охота спрашивать, обычная черная сажа. Не видите, какой я чумазый, да и Теллифер не лучше — правда, по-моему, он об этом не догадывается. — Негодование молодого человека внезапно сменилось смехом. — Негры! Трубочисты! Я такой же черный, как и он?
— Ты не понимаешь, — не унимался Отуэй. — Мне нужно знать, это сухой порошок, как зола после костра, или сажа липкая, словно жгли что-то жирное? — Он по-совиному вытянул шею, глядя из-за своей колонны на Уэринга. — Я хочу выяснить, служила ли яма для жертвоприношений. В ней могли сжигать животных или людей. Скорее, последних. Я сейчас сам спущусь туда и проверю…
— Поступай как угодно, но сначала помоги вытащить меня наружу! — Сигзби с растущим ужасом смотрел на свои почерневшие ладони и одежду. — Тут жир! Быстрее, мне надо это смыть!
— Не нервничай ты так, Сиг, — усмехнулся Уэринг. — Тебя же в жертву не приносят. По крайней мере, пока. Эй! Что там с нашей подружкой такое?
Закрыв лицо руками, девушка съежилась за своей колонной. Она издавала тихие, отрывистые вздохи. Стройное тело содрогалось от нахлынувших эмоций.
— Да она плачет! — сказал Отуэй.
— Или смеется. — Сигзби еще раз перевел взгляд с собственных ладоней на лицо Теллифера. — И я ее за это не осуждаю, — поспешил добавить он.
— Простите, мистер Сигзби, но барышня плачет. — Джон Б. успел тихонько покинуть свое место и пройти на продолговатый островок безопасности, избранный танцовщицей. — Я вижу, как между ее пальцами блестят слезы, — серьезно добавил он.