- Не понимаю, куда ты клонишь, - вырвалось у Попа.
Но Кевин знал, что старику многое понятно.
- Посмотрите на тень собаки, - показал Кевин. - А теперь взгляните сюда. - Он ткнул пальцем в левую часть фотографии. - На фотографии солнце либо встает, либо садится. Поэтому все тени длинные, и трудно понять, кто их отбрасывает. Но я сейчас взглянул на эту тень, и мне словно открылась истина.
- Какая истина, сынок? - Поп потянулся к ящику, наверное, чтобы вновь достать увеличительное стекло, но... лупа не понадобилась. Истина открылась и ему.
- Это тень мужчины, не так ли? - спросил Поп. - Чтоб мне попасть в ад, если это не тень мужчины!
- Или женщины. Точно не определить. Это ноги. Я уверен, что ноги, но принадлежать они могут и женщине в джинсах. Или даже подростку. С такой длинной тенью...
- Да, точно не определишь.
- Это тень фотографа, не так ли?
- Да.
- Но эта тень не моя, - продолжил Кевин. - фотография сделана моей камерой... как и остальные... но фотографировал не я. Тогда кто, мистер Меррилл? Кто?
- Зови меня Поп, - рассеянно ответил старик, глядя на тень: Кевин аж зарделся от гордости.
И в этот самый момент часы решили, что пора отметить прошедшие полчаса.
ГЛАВА 3
Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в "Империю изобилия". А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.
Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику, составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами: первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула, вторые десять - через два, третьи - через три часа. Последние фотографии Кевин отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть. Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так испугали его, что Кевин решил - еще до того, как отправился в "Империю изобилия", - обязательно избавиться от "Солнца-660". Не обменять ее, этого он совсем не хотел. Выпускать камеру из своих рук и терять над ней контроль? Нет, такого Кевин допустить не мог.
Теперь камера моя, подумал он, первый раз нажимая на спуск, и мысль эта вновь и вновь возвращалась, несмотря на то, что она не соответствовала действительности. Если бы камера была его, то выдавала бы одну и ту же фотографию - черного пса на фоне белого штакетника, - лишь когда на спуск нажимал он, Кевин. Но такого не происходило. Какая бы там магия ни заключалась в камере, повелевал ею не только Кевин. Такие же (ну почти такие же) фотографии получались и у отца, и у Мег, когда Кевин, точно выдерживая предложенный Попом график, дал ей пару раз нажать на спуск.
- Ты пронумеровал их, как я просил?
- Да, от одного до пятидесяти восьми. - Кевин показал Попу аккуратные кружочки с цифрой внутри в левом нижнем углу. - Но я не знаю, так ли это все необходимо. Я решил избавиться от камеры.
- Избавиться? Вроде бы в прошлый раз таких мыслей у тебя не было.
- Пожалуй, не было. Но теперь я хочу разбить ее кувалдой.
Проницательные синие глазки Попа впились в мальчика.
- Так, значит?
- Да. - Кевин не отвел взгляда. - Несколько дней назад я бы снисходительно рассмеялся над подобным решением, но теперь мне не до смеха. Я думаю, эта штука опасна.
- Вполне вероятно, что ты прав. Можешь прикрутить к ней динамитную шашку и разорвать ее к чертовой матери. Я хочу сказать, камера твоя. Но почему бы не повременить? Мне хочется кое-что сделать с этими фотографиями. Тебе, возможно, будет интересно.
- Что?
- Пока не хочу говорить, вдруг ничего не выйдет. Но к концу недели все будет сделано, и я думаю, что тогда тебе будет проще решить, как поступить с камерой.
- Я уже решил. - ответил Кевин и постучал пальцем по двум последним фотографиям.
- А как быть с этим? - спросил Поп. - Я рассмотрел снимки под увеличительным стеклом и чувствую: должен узнать, что это. Все равно что слово, которое вертится на кончике языка, но никак не вспоминается.
- Полагаю, я могу подождать до пятницы, - согласился Кевин, не отвечая на последний вопрос старика. - Но дольше я ждать не хочу.
- Боишься?
- Да, - честно признался Кевин. - Боюсь.
- Ты сказал своим старикам?
- Нет, разумеется, нет.
- Может, тебе захочется сказать? Захочешь сказать отцу, вот что я имею в виду. Подумай об этом, пока я сделаю то, что хочу сделать.
- Что бы вы ни задумали, в пятницу я намерен разбить эту камеру кувалдой моего отца. Мне больше не нужна камера. Ни "Полароид", ни какая-либо другая.
- Где она сейчас?
- В шкафу. Там она и останется до пятницы.
- В пятницу приходи в магазин. "Солнце" принеси с собой. Мы посмотрим, что вышло из моей идеи, а если желание разбить камеру у тебя останется, я сам дам тебе кувалду. Бесплатно. И колоду для колки дров, чтобы тебе было куда положить камеру.
- Договорились, - улыбнулся Кевин.
- Но что ты скажешь об этом родителям?
- Еще думаю. Не стоит их тревожить. - Кевин с любопытством взглянул на Попа. - Почему вы считаете, что я захочу рассказать об этом отцу?
- Если ты разобьешь свою камеру, отец разозлится на тебя. Это, наверное, и не так страшно, но он может подумать, что ты просто глуп. Или трусишка, вроде старой девы, которая звонит в полицию при каждом скрипе половицы, вот что я хочу сказать.
Кевин чуть покраснел, вспомнив, как разозлился отец, услышав, будто камера заколдована. И вздохнул. Этот аспект он как-то не продумал, но теперь, когда разговор принял такой оборот... ему не оставалось ничего другого, как признать правоту Попа. Если отец просто разозлится, Кевин это переживет. А вот если подумает, что его парень трус, или дурак, или то и другое... это сына Джона Дэлевена никак не устраивало.
Поп пристально смотрел на Кевина, читая его мысли столь же легко, как любой может прочесть газетные заголовки.
- Отец может встретиться с тобой здесь в пятницу, часа в четыре?
- Исключено, - покачал головой Кевин. - Он работает в Портленде. И возвращается домой не раньше шести.