В полумраке на поросших мхом камнях кто-то пошевелился. Я узнал девушку с красивой картины на дереве. Длинные распущенные волосы опускались на землю, будто складки мантии. У ее ног лежала тарелка из раковины, а в ней — расколотый плод граната.
Меня охватило странное чувство — одновременное счастье и боль.
— Сильвия, — закричал я, абсолютно уверенный, что это ее имя. Когда она подняла лицо, я увидел те же пятна гнили, что и на картине, она грустно улыбнулась, заметив мое замешательство.
Я пожал ее руку, чтобы дать понять, что считаю ее красивее, чем все самые прекрасные создания мира. Не знаю, как это случилось, но вскоре мы вместе сидели на камнях, а я обнимал ее за плечи.
— Не пугайся, что я так отвратительна, — сказала женщина, — я давно здесь лежу и слушаю, как ветры сотрясают башни, но строения продолжают стоять.
«Но кто, кто это сделал?» Я хотел спросить, но мог только подумать, голос отказался мне повиноваться. Но она меня поняла, но она сказала тихо, будто произнося запретное слово: «Мой отец».
Ее отец! Да, именно так! Сейчас я знаю — это старая, страшная история, которую я слышал много лет назад. Ее отец был величайшим строителем Сан-Джиминьяно.
Ведомый безумными амбициями, он поклялся, что его башни простоят века. С ним сотрудничал астролог, высчитывавший по звездам самый подходящий для начала строительства момент, затем был положен краеугольным камень и замурован живой ребенок. Что ни башня, то преступление. Когда строили самую большую и массивную башню, народ вынудил его замуровать собственную дочь. Она была самой красивой девушкой города, и звали ее Сильвия.
Она сильнее прижалась ко мне, так, что я почувствовал холод ее тела, и сказала, будто развивая мои мысли:
— Я была помолвлена с благородным молодым человеком, он давно женился на другой, в то время как я лежала внизу и умирала от отчаяния. Всадники на белых конях больше не существуют? — спросила она, немного помолчав.
— Я не видел никаких всадников, — ответил я.
Она объяснила, что когда-то, по прошествии многих лет, когда мир будет клониться к упадку, с запада приедут белые всадники, чтобы вернуть себе землю, потому что они, как говорят, и есть первые жители нашего мира. Легенда говорит, что тогда падут башни, а она сможет упокоиться.
Едва она произнесла эти слова. Я осознал, что у меня есть неистовое желание, о котором я и не подозревал.
Она знала, поэтому подала мне тарелку с плодом граната. Я хотел попробовать, но желание быстро пропало, уступив место испугу — пятна на ее щеках стали темнеть, а сами щеки впадали все глубже и глубже, пока не стали видны лишь кости. Мертвая голова уставилась на меня, но недолго, тело содрогнулось, и скелет рассыпался в прах в моих руках.
Я отпрыгнул с испуганным криком и ударился головой о стену.
Я продолжал лежать в тени оливок, моя голова опиралась на край большого камня. Все изменилось, вместо кирпичного вала был гравийный карьер и разбитые каменные глыбы, среди которых прорастала полынь. Голова была разбита, рука поцарапана, когда я скатывался вниз по острому гравию, так что пришлось умыться возле колодца с журавлем.
Моя голова кружилась, земля ускользала из-под ног, так что я мог в любую секунду рухнуть в новую пропасть.
Серебряные холмы в долине, поросшие оливками, показались мне эскадронами всадников на молочно-белых жеребцах. Я бы дал голову на отсечение, присягая, что видел как пена стекает по их гривам.
Охваченный ужасом, я добрался до своего жилища, где меня дожидался уже спакованный мой немногочисленный багаж.
Я дал трактирщику денег и убедил его, чтобы он оставил картину у себя. Ни за какие сокровища мира я бы не согласился провести ночь в тени этих башен.
Когда Солнце зашло, я начал свой путь в долину, поначалу меня сопровождал безмолвный Орасио. Башни долго смотрели мне вслед, но я не оборачивался, пока каменное чудовище не утонуло в голубой дымке.
Когда он закончил, посыпались вопросы:
— А что с картиной? Вы позже не узнавали о ней?
— Я никогда больше не бывал в Сан-Джиминьяно.
— Такой кошмарный сон может у любого отбить охоту, — сказал кто-то из собравшихся.
Рассказчик оставил это замечание без ответа, погрузившись в свои мысли, будто беседуя с самим собой, сказал низким голосом:
— Были происшествия, после которых я не мог заснуть… Но остаются и призраки минувших событий, — добавил он и посмотрел так, что всех в комнате пробила дрожь.