Тополиный лист не знал, на что он похож, и поэтому промолчал, лишь зябко поёжился.
– И братья мои такие же красивые, как я!
Тополиный лист и на это ничего не ответил, потому что его собеседник говорил чистую правду.
– А посмотри, какие у меня изящные линии прожилок! А какой у меня цвет! Какие оттенки! – продолжал хвастаться тот. – Солнечные! Яркие! А у тебя – не пойми что… – Он презрительно посмотрел на соседа.
Сосед снова промолчал – лишь глубоко и горько вздохнул.
Налетевший порыв ветра слегка задел оба листка, и от тополиного вздоха пахнуло пронзительной осенней печалью.
…Кстати, вы не замечали, что осень в нашем городе пахнет опавшими тополиными листьями? Не кленовыми, не берёзовыми, а именно тополиными! Это у них, опавших, удивительно тонкий, не похожий на других, печальный и волнующий аромат…
…А кленовый лист всё продолжал расхваливать свои достоинства, постоянно сравнивая себя с соседом.
Но тут солнце спряталось за большую сизую тучу, и из неё повалился на землю густой снег. Он падал и падал на опустевший огород, на холодную крышу дома, на кусты и деревья, грустно качающие голыми ветками…
Наутро старая ворона снова прилетела на ту самую грядку.
Подолбила клювом подмёрзшую землю, где под толстым слоем снега лежали опавшие листья, – и не видно было, которые из них красивые, которые – нет. Почистила нос о пучок травы, торчащий рядом, и, покачав мудрой головой, изрекла:
– И зачем надо было хвастаться? Конец-то один для всех…
И полетела ко мне на крыльцо, чтобы рассказать эту историю, а заодно позавтракать гречневой кашей.
Но история меня не огорчила: ведь придёт новая весна, и на всех деревьях распустятся новые листья, и все они, без исключения, будут молодые, свежие и красивые.
Однажды вечером
Серёжа очень любил играть в разные компьютерные игры, особенно если приходилось сражаться с полчищами монстров из других галактик.
Ух как он стрелял в них, и монстры от метких выстрелов разлетались в клочья и брызги…
«Вот вам! Вот вам!» – азартно шептали сами по себе Серёжины губы, а он даже не замечал этого.
Не замечал он и маминых просьб – сходить в магазин за хлебом или погулять с собакой. Лохматая колли Грэта подходила к Серёже, клала ему на колено лапу, прося внимания, но Серёжа стряхивал Грэткину лапу и продолжал яростно стрелять в компьютерных врагов. В конце концов, обиженная мама сама шла в магазин и брала с собой Грэту.
Нет, конечно, потом Серёже было стыдно перед мамой. Он просил прощения и обещал больше так не увлекаться игрой.
Однажды вечером, когда мама ушла на часок в гости к подруге – тёте Гале, а папа всё ещё был в командировке, Серёжа, как обычно, сидя перед компьютером, путешествовал по звёздным мирам и воевал с разнообразными чудищами.
И вдруг погас свет, а вместе с ним – и монитор компьютера. Такое случалось в Серёжином доме нечасто, а сегодня вот взяло и случилось. В комнате воцарилась темнота.
Синева раннего декабрьского вечера водопадом хлынула через окно с улицы, затопила комнату от пола до потолка, превратилась в плотный сумрак, по углам сгустившийся в непроницаемую черноту.
И – о ужас! – в этой черноте Серёжа вдруг начал различать страшные щупальца тех самых монстров, которых только что расстреливал в компьютере! Щупальца, противно извиваясь, выползали из тьмы и приближались к Серёже!
И из-за дивана, и из-за приоткрытой в кухню двери, и даже из-за компьютера они ползли, чтобы расправиться с тем, кто их только что убивал… И Серёжа, испугавшись, заплакал.
Да, как ни стыдно признаться в этом – ведь мальчики не пугаются и тем более не плачут, – но обильные слёзы потекли по Серёжиным пылающим щекам, и сам он, ещё недавно казавшийся себе бесстрашным супергероем, съёжился на стуле, стараясь стать как можно меньше и незаметнее…
И вдруг лёгкая тень скользнула из коридора в комнату прямо к Серёже, и он почувствовал на коленке тёплую лапу. Влажный прохладный нос Грэты ткнулся ему в судорожно сжавшийся кулак – Серёжа и не заметил, что отчаянно вцепился в край стула, на котором сидел.
– Грэта! Грэточка! Милая! – Серёжа слетел со стула, бухнулся на колени перед ней и крепко обнял – большую, тёплую, мягкую, такую родную и ласковую! А она лизнула его прямо в лицо – словно горячим мокрым платочком стёрла его слёзы.
Серёжа прижался к ней и уткнулся в пушистую шерсть, ещё пахнущую шампунем (мама вчера купала Грэтку в ванне), и вдруг понял, что ему совсем не страшно. Он радостно гладил Грэту, тискал её, а та стучала хвостом по полу и всё норовила снова лизнуть Серёжино лицо. Монстры исчезли, растаяв бесследно, и в комнате даже стало намного светлее, чем было, и всё стало хорошо видно: и папин диван, и погасший компьютер, и картину на стене, и узоры на оконной занавеске… И Грэткины блестящие глаза, которые она не спускала с Серёжи.