Он рассмеялся.
— Будет больно.
— Я скажу, если будет больно, — сказала я.
Я смотрела, как вода стекла по реке на моей руке. Я видела с тех пор водные просторы шире — река, в которую впадали Южный и Северный Бурры, и резервуар в половину мили шириной. Но этого было мало. Я помнила смутно море, от этого верила, что когда-то была в Пароа или даже Сиприяне, но те воспоминания были со вкусом соли и ветра, и они не вызывали желания искать берег. Питьевая вода была ценнее всего в Феринно, и я всегда ее хотела.
Думая о море, татуировках и грязи, я вспомнила то, что не давало покоя неделями — голос бородатого мужчины с татуировкой корабля из кареты на дороге в Снейктаун. Его слова беспокоили меня с нападения на его карету, обычно в такие моменты, когда я переводила дыхание между делами в лагере.
«Влиятельные люди заинтересованы тем, что ты делаешь. Жизнь для тебя и твоих друзей может быть другой».
Я закрыла глаза. Конечно, могла. Но богатым было просто так говорить, когда они сидели сверху и делали вид, что не видели, на чем сидели. На ком сидели. Роза, Седж, Лила, Сайф, Андрас и маленькая Уит, а еще куча других, которые пострадали от системы рабского труда.
И нам повезло — мы сбежали. Роза работала так меньше всех нас — после смерти ее родителей она на три года подписалась работать в каменоломне в Редало, и когда время вышло, она стала тоже заниматься скотоводством и нашла меня. Но Лила, старшая среди нас, была в такой работе всю жизнь, и она не знала, откуда была, кроме бледной кожи и русых волос, намекающих на то, что она была из Люмена, и она якобы помнила жемчуг и водопады. Но она не была чистокровкой, как и все мы, кроме Розы и Андраса, их темная кожа и кудрявые черные волосы были с юга Сиприяна.
В отличие от Розы, Андраса украли. В отличие от Лилы, он помнил дом и родителей. Он был спасен последним, и я старалась найти способ доставить его в Сиприян так, чтобы его не поймали в рабство снова. Это было сложнее всех, кого я смогла отправить к их семьям в Моквайе и Алькоро — Сиприян был на другой стороне Алькоро и наполовину из воды, если верить историям, но я не бывала рядом, так что не знала, как туда добраться.
Сайф тоже что-то помнил о родителях. Его отец был пьяницей, торговцем-неудачником из Моквайи, который направлялся в Алькоро, чтобы попытаться разводить скот. Его мать работала в бирюзовых шахтах Алькоро, пока их не закрыли в связи с открытием университета. Она дала ему жизнь и алькоранское имя, но не смогла дать что-нибудь еще. После ее смерти отец отдал его первой банде работорговцев за мешок денег. Он, как и я, был без контракта и провел бы всю жизнь рабом, если бы мы с Розой не забрали его из телеги.
Остальные были просто изгоями, без истории и семьи. Я забрала Пикла и кроху Уит из телеги, когда бандиты продали их работорговцам. До них появились Лила и Седж, наш великан с песочными волосами, якобы из Алькоро, который еще носил на шее железное кольцо, с которым мы его нашли. Ночами, когда не было ничего делать, мы пилили это кольцо, пытаясь разломить металл. Одно кольцо мы уже распилили, но оставалось еще два, чтобы снять этот обруч.
И были другие, которых я смогла вернуть к их семьям. Битти, Арана и Восс, полдюжины других, малышей, украденных из пустынных городов и ферм. Одного или двух продали их семьи, и я смогла отвести их жить у брода Тессо, где был шанс найти работу. Но это стоило денег — Тессо был далеко, и туда уже не брали просто так, и я не могла сделать это с малышами, Уит и Сайфом. Они застряли в этом выжженном солнцем каньоне, пока мы с Розой не придумаем что-нибудь.
Роза была со мной больше всех. Она и Кок нашли меня полумертвой в пустыне, когда я сбежала из телеги. Она была мне как семья. Моя кожа была светло-коричневой, а ее — почти черной, но я точно была отчасти сиприянкой, как она. Это могло быть от матери — я помнила смутно. Не ее, но отца. Или, точнее, помнила его алькоранское имя.
Но мне не нравилось вспоминать. Это было бесполезно и больно, и у нас хватало проблем в жизни без этого. Я сжала ладони, плеснула воду на лицо еще раз, пытаясь отогнать горечь. Капли стекали по губам, соленые от засохшего пота.
Все мы были не в лучшем состоянии.
Искусственная нога не подходила Розе. Седж сделал ее, увидев кого-то с похожей в Снейктауне, но из кусочков всячины: ремешки старого седла, шерстяная рубаха и пряжки откуда-то. Она ходила, и искусственная нога волочилась по земле. Седж хотел сделать ей ногу лучше, но, хоть он умел превращать одни вещи в другие, это было сложнее рогатки. Он пытался, потому что любил Розу всем сердцем. Думаю, если бы он мог отрезать свою ногу и отдать ей, он бы сделал это.