Джема топала копытами, Крыс отбежал ко мне. Он прильнул к моей ноге, и я рассеянно почесала его за ушами. Великий Свет, без Снейктауна ближайшим городом для нас был Пасул, почти день пути в другую сторону. Это был моквайский городок у края границы, где равнины поднимались небольшими горами, ловящими всю воду на другой стороне. Придется взять с собой Сайфа. Он мог сойти за моквайца, и он знал язык лучше меня — я давно не практиковалась, с дней в песчаном карьере Телл. Нам придется обменять деньги, там мог быть банк, но не хотелось лишний раз показывать лицо. Но и там могли знать о награде. Я разбила достаточно телег моквайцев с рабами, чтобы они были рады отдать меня властям Алькоро. Если они еще не искали меня, скоро начнут. Я выругалась и потерла глаз, а потом выругалась снова — мокрая шерсть Крыса попала в глаза.
Молния вспыхнула снова, через секунду раздался гром. Буря уходила на юг — они тут никогда не задерживались, но они успевали бросить в тебя все. Я подняла голову, стала дрожать от того, что промокла. Я жалела, что потратила время на сбор пыльцы — она уже промокла и будет бесполезной. И я не смогу вернуться в лагерь до ночи, особенно раз пришлось сойти с дороги. Если подумать, мне стоило уехать за обнажение породы, скрыться на случай, если шериф решит погнаться за мной, пока не стемнело. Я не брала с собой припасы — одеяло или огниво. Я думала, что доберусь до городской конюшни или кладовой Патцо. Я даже еды с собой не взяла, кроме мокрой пыльцы.
Ночь будет долгой, холодной и мокрой.
Дождь утихал. Я отклонила шляпу и посмотрела на небо, капли жалили лицо. Вода. Ценная вода. Тут было все или ничего — грозы, потоп, ураганы… или ничего. Так было и в Трех линиях. Пир или голод. Все или ничего.
Не ничего. Пока что. Я слизнула капли дождя с губ. Гроза прошла. Пройдет и наша. Мы сможем ехать дальше, укрываясь и уклоняясь от молний.
Просто нужно понять, как.
8
Тамзин
Шел дождь. Он начался не так давно, длился дольше, чем за последние несколько недель. Прохладный влажный воздух доносился от окошка, принося запах мокрой земли. Я не могла представить себя в Моквайе, даже закрывая глаза, но было приятно слышать стук дождя и гул грома. Сердце словно высохло вместе с кожей и разумом, и звук текущей воды успокаивал меня, остужал, как камень в реке.
Я стояла под окном, ветер бросал капли мне на щеки. А еще дождь заглушал ворчание Бескин. Роза ушла вчера утром за припасами, и Бескин была докучающей, когда оставалась одна. Она любила переделывать кухню, и грохот горшков и утвари заставлял меня скрипеть зубами.
Теперь я меньше спала, последние несколько дней пыталась понять, на кого работали Бескин и Пойя. Я не верила, что они стояли за моим похищением. Несмотря на их стратегию, они не могли просто отправлять письма с шантажом в Толукум отсюда — придворные смогли бы выследить их. У них явно был посредник, и нападение на мою карету требовало нескольких помощников. Кто-то в Толукуме, может, при дворе, тихо тянул за нити. Я часами перебирала всех, кого знала и не очень знала, кто захотел бы, чтобы я была заперта в кладовой в глуши.
И растущий список… не радовал.
Голова все еще болела от атаки, и куча вопросов без ответа тревожила меня. Шум Бескин не помогал. Я понимала, почему Пойя старалась быть подальше каждый день. Я не знала, станет ли она медлить с возвращением из города, или ее желание проверить, что я еще взаперти, пересилит ее ненависть к сообщнице.
Я не знала, были ли шансы, что они дадут мне письменные принадлежности, когда пополнят запасы пергамента. Я не могла послать никому письма, так что не понимала, какое им было дело, если только они не мучили меня, оставив без дел. Глупая пытка — я уже не была угрозой. Но я не ценила раньше, как могла обдумывать мир, все записывая. Я знала, почему была такой. Мои родители были писарями.
Это было немного вне норм ашоки. Многие из нас родились в политической среде, окруженные дипломатами, советниками и придворными, так строилось понимание двора, и как его встряхнуть, не разбив. Некоторые ашоки были из сферы развлечений, родились с лирой или барабаном. Они быстро придумывали слова, умели понять культуру двора наблюдениями.
Я была не такой. Мои родители делили просторный кабинет с другими писарями в главной библиотеке Толукума, копировали страницы текстов и отправляли их дальше, чтобы их переплели. Я стала бывать там с ними, пока все еще питалась грудью матери. Они быстро писали — папа мог сделать сто страниц в день. Мне больше нравился почерк мамы — широкий и ровный, с идеальными изгибами. Как по мне, богатые ученые, которые получали книги, написанные ее рукой, были самыми удачливыми.