Я выругалась за платком. Сайф был быстрым и проворным, но тупым, потому я не брала его в рейды до последних нескольких месяцев.
— Выверни карманы, — сказала я. — Живо.
Он так и сделал, но продолжил говорить:
— Твои поступки исключительны, Ларк, — его голос стал мрачнее. — Передвижение рабов через пустыню стало международной проблемой. Ты стараешься освободить рабов, и это необходимо нам. Но жить тебе сложно. Сколько освобожденных пленников живет в твоем лагере? Сколько детей не удалось вернуть их семьям? Сколько голодных ртов?
— Молчи, — я забрала монеты, которые он вытащил из кармана. Прижимая нож к его шее, я провела рукой под подушками на скамьях. Но они были прибиты к дереву — там ничего ценного не спрячешь.
— Ты знаешь о королеве Моне из Озера Люмен? — спросил он торопливым тоном. — Ты знаешь о после из Сиприяна? Слышала, что случилось с одним из их детей?
— Готовь лошадей, Пикл, — крикнула я наружу.
— Влиятельных людей очень интересует то, что ты делаешь, — продолжил он быстрее. — Жизнь может быть другой для тебя и твоих друзей. Я прошу тебя подумать…
Я услышала пронзительный свист Розы. Багаж был погружен на лошадей. Я прижала ладонь к краю дверцы кареты.
— Ларк, — сказал старик.
Я развернулась и прижала рукоять ножа к его щеке. Его голова ударилась об стенку.
— Я сказала молчать, — заявила я. Он застонал снова. Я сжала руками край дверцы и выбралась из кареты. Другие были уже на лошадях, нагруженных вещами. Роза все еще направляла арбалет на кучера. Стражница пыталась сесть, смотрела на перевязанную голень. Другой страж стонал о сломанной руке.
Я запрыгнула на спину Джемы.
— Идем, Крыс, — позвала я.
Он вскочил, напугав лошадей кареты, и мы направились к холму. Солнце наполовину скрылось за горизонтом, красный полукруг озарял пыль. Я оглянулась перед тем, как мы скрылись за камнями. Старик стоял в карете, сжимая края дверцы для опоры. Я видела, как он перевел взгляд от кучера и стражницы к нам. Я выругалась снова и повернулась вперед, ускоряя Джему.
— Сайф, — гневно крикнула я поверх стука копыт.
Он застонал.
— Знаю. Знаю. Прости.
— Еще раз назовешь меня Ларк вне лагеря, и я сдеру с тебя шкуру.
— Хватит его отчитывать, Ларк, — голос Пикла был радостным. — Эй, я хорошо ударил, да? — он опередил мою лошадь, поднимая пыль. — Первый, кто доберется в лагерь, получит сапоги старика!
Я сплюнула пыль от Пикла и погнала Джему за ним.
2
Тамзин
Я открыла глаза, наступило очередное утро.
Все еще не мертва.
Наверное, это было хорошо.
Я не спешила шевелиться, проверила тело. За последние несколько дней я узнала, что от резких движений появлялись боль и тошнота. И я лежала на матраце, земля была прохладной под ладонями. Я смотрела в окошко у потолка, это занятие стало самым интересным в моей жизни.
Я была приятно удивлена, обнаружив, что сегодня боли было меньше. Голова болела больше всего. Рот все еще был чувствительным и опухшим. Я подавляла желание коснуться губ, дотронулась до кожи головы. Я ощущала засохшие корки там, где лезвие срезало кожу. Волосы покалывали пальцы, на голове были едва заметные волоски. Чтобы не сойти с ума, я сосредоточилась на том, как легко было голове без волос, и я попыталась убрать по привычке волосы за уши, но вспомнила, что их не было. Мысли о таком помогали — это хотя бы можно было восстановить.
В двери внизу было отверстие, куда просовывали завтрак. Брешь пробили вскоре после моего прибытия — эта комната не была создана для пленников. На полу была кукурузная каша в миске.
— Постарайся не подавиться сегодня, — донесся серьезный голос из-за окошка с решеткой в двери — еще одно дополнение, вместе с убранной ручкой внутри комнаты. — Ключи у Пойи, а она ушла к колодцу, так что я не смогу зайти и спасти тебя.
Я не ответила. Я лежала, глядя на окно в дальней стене. Иронично, что они думали спасти мне жизнь, когда три недели их целью было держать меня как можно ближе к смерти, не убивая при этом.
Я попала в странный замкнутый круг. Цена моей жизни лежала где-то между половиной миски каши и всей страной.
— Позже напишем еще письмо, — продолжила Бескин. В отличие от Пойи, у нее были оба глаза, широко посаженные и выпученные. — Постарайся не дрожать, ставя подпись. Нужно, чтобы она была разборчива. Это наш последний лист пергамента, пока кто-то из нас не побывал в городе.
Мои пальцы впились в грязный пол, будто перебирали струны дульцимера. Ей даже не пришло в голову, что мне стало бы выгодно испортить последний лист пергамента, ведь теперь я знала, что их запасы кончались.