Вспыхнула молния, и я закрыл руками голову, заслоняясь от света. Детская волна тоски по дому добавила головокружения.
«Я хочу, чтобы вы были тут, мама, папа, Виямэй», — мама не стала бы играть в вежливость и этикет. Она встала бы посреди толпы в тунике и сапогах Лесничей и перешла бы сразу к делу. Что тут происходит? Папа сохранял бы терпение, напоминая этим горы, а моя старшая сестра, Виямэй, знала бы правильные слова, чтобы достичь результата. Земля и небо, даже мои брат и сестры достигли бы лучших результатов, чем я. Винсет разобрался бы в своем методическом стиле. Сусимэй очаровала бы всех, а Идамэй одолела бы всякого, кто криво на нее посмотрел бы. Любой из них справился бы лучше меня.
Я не должен был приходить.
Я погрузил ступни глубже в мокрую почву, пачкая вышитые штаны, радуясь среди горя за самого себя. Воздух был тяжелым от запаха перегноя и земли, но после недель в чистых лесах замка я вдыхал это как тоник. Тоска по склонам со светлячками Лампиринея сдавила живот.
Паника и головокружение от света в бальном зале отступили, голова болела. Я потирал виски, меня ждало много разговоров, когда я вернусь внутрь. Я опустил ладони на землю и ощутил что-то кроме грязи. Я опустил взгляд.
Под пальцами на боку лежала маленькая желтая птичка — щегол. Черно-белые полоски на крыле были такими яркими, что я удивился, что не заметил птицу, опускаясь сюда. Я отодвинул пальцы. Голова птицы была под странным углом, лапки сжались, как прутья на морозе. Мертвая.
Я посмотрел дальше к фундаменту замка на другую кучку на земле. Эту было просто пропустить — коричневый воробей — но и он был на боку, голова была выкручена.
Я прижал ладони к каменному фундаменту и медленно поднялся на ноги. Грязь хлюпала между пальцев ног, я пошел вдоль изогнутой стены. За воробьем лежал еще один, а потом зарянка, дальше — несколько славок почти друг на друге. Я увидел нового щегла и замер, глядя на сломанную шею. Щегол был популярным эпитетом в Сильвервуде, его щебет был песней лета.
Я смотрел на ряд мертвых певчих птиц, мимо которых прошел, повернул за угол и увидел больше — вспышка красного тут, горка коричневого там. Все сжались в грязи, головы были на сломанных шеях.
Я поднял голову.
Дождь жалил лицо, я смотрел на стекло, тянущееся в небо, достижение современных технологий, верх прогресса.
Птицы бились об стекло.
Позор в бальном зале вдруг подавила зловещая реальность замка, этого чуда из сияния и прозрачных стен. Почему я не думал о птицах, бьющихся об стекло? Дома мы вешали зеркальные кулоны на главных окнах и во время сезона перелетов все окна выше деревьев были закрыты ставнями. Но в этом городе стекла… Свет, сколько птиц умирало за день? Сто? Тысяча?
Гнев вспыхнул во мне, я сжал кулаки. Я был почти готов повернуться и подняться к комнате Элоиз, полный ярости, но застыл. Элоиз нельзя было беспокоить этим, как и Ро. Их обеспокоили бы смерти птиц, но они не могли тратить на это время, особенно теперь, когда все наши попытки оказались нам не во благо.
Я должен был рассказать Элоиз о своей неудаче с Кобоком, после той катастрофы и сегодняшней она точно не отправит меня одного. Я надеялся, что она будет в порядке завтра, попробует исправить нанесенный мной вред. Я пойду в ее комнату и признаюсь. Будет больно описывать свои неудачи, но она хотя бы сможет принимать решения, зная об этом. Даже если ей будет не до птиц.
Ветер поднялся, ударил по стене замка. Я задрожал, забыл о злости на себя. Теперь мне было просто холодно и мокро, ноги онемели, голова была в тумане. Я недовольно пошел мимо мертвых певчих птиц к лестнице слуг. В тумане я поднялся и прошел в замок, оставляя струйки воды на плитке полов и коврах на лестницах.
Бакконсо еще не кончился, в коридорах было тихо, кроме мягких шагов тут и там, слуги выходили из своих дверей и ниш, пока я проходил мимо. От этого мне было не по себе, между двором и слугами тут был протокол, но я уже многое нарушил. Я опустил мокрую голову и старался не смотреть в глаза.
Поднявшись в гостевое крыло, я задыхался, за окнами сверкала молния. Прижимая ладонь ко лбу, я постучал в дверь Элоиз. Ответа не было, но она могла оставаться в кровати. Я приоткрыл дверь.
— Элоиз? — позвал я.
Было тихо и тускло. Она, наверное, уснула. Я поговорю с ней завтра.
Я уловил писк и вздрогнул, комар летел во тьме по коридору. Я раздавил его об дверную раму. Я вытер ладонь об мокрый камзол и закрыл дверь. Я повернулся и пошел к своей комнате, поздравляя себя за тихие шаги.