– Ты только не верещи. Наш приятель немного… не такой, как мы.
Меня взяли за плечо и повели в пахнущую сыростью и плесенью темноту. Откуда-то из глубины хижины доносился сдавленный стон, и у меня перехватило дыхание. Я перестала чувствовать, как разливается от сердца, бежит к пальцам и голове волшебный дар – моё наследство от безвременно ушедших родителей, которых я не помнила. Мне вдруг стало страшно. Тот, кто метался в лихорадке среди наспех наваленных покрывал и подушек, не был человеком. Милая, добрая Ниира! Неужели это зверь или – здесь я похолодела до самых костей – оборотень?
– Не вой, – скомандовал старший и сбросил плащ на лавку у стены. Прибавил огня в прогоревшем масляном светильнике и посмотрел в мою сторону. – Мы нашли лекарку.
Существо на низкой лежанке внезапно затихло, и я набралась смелости подойти поближе. Мне поднесли свет, и я ахнула: на вдавленном соломенном тюфяке лежал бледный юноша, совсем ещё мальчишка. Пепельно-серые волосы приклеились к его мокрому лбу, белые губы были плотно стиснуты, но парень изо всех сил терпел и косился на меня странными большими глазами цвета болотной тины. Но самое невероятное было то, что его уши – вне всяких сомнений – были эльфийскими!
– Он… эльф? – прошептала я.
– Ну да, вроде как, – проворчал бородатый, опускаясь на корточки и откидывая одеяло.
Нога эльфа была обмотана грязноватой тряпицей под коленом, и он дёрнулся, когда повязку удалили, а под ней обнаружился распухший змеиный укус. Скрипнув зубами, укушенный вновь застонал. Взгляд его затуманился:
– Гаэлас убьёт меня… он убьёт меня…
– Да ты и сам сдохнешь! – ругнулся на него старший.
Теперь все смотрели на меня, а я стояла на коленях возле лежанки и понятия не имела, с чего начать. Матушка Евраксия много рассказывала нам о целебных травах, об известных ядах и противоядиях, которые добывают из растений и животных, но сейчас страх перед эльфом не давал мне сосредоточиться и вспомнить хоть что-нибудь из церковных трактатов о врачевании. Как им удалось провести парня в город незамеченным? Что если он тоже разбойник или, что ещё страшнее, вражеский шпион, который пробрался в город, узнав о прибытии зимних войск? Трясущимися руками я ощупывала пылающую голень, уже понимая чутьём, что яд распространился по всему организму и вскоре мальчишке придёт конец.
– Даже если я сдохну, – почти плача просипел эльф, – он всё равно найдёт меня. Ему мертвецы нравятся ещё больше, чем живые…
– Не мог бы ты перестать ныть, – попросила я, и мужчины, стоявшие за моей спиной, заржали. – Лучше вспомни, что это была за змея.
– Чёрная гадюка! – уверенно отозвался бородатый и развёл руки приблизительно на три фута. – Вот такенная, здоровая и жирная зараза. Искрошить бы её в куски, да пока Лейс валялся на земле и орал, она шнырь – и под камень ушла.
Я припомнила, что однажды в церковь приходила женщина, укушенная змеёй в плечо. Упав на колени и горько причитая, она рассказывала матушке Евраксии о том, как была неверна своему мужу и как боги наказали её, когда на свидании с милым на лесной поляне змея вцепилась в её руку. Матушка внимательно осмотрела больную, а потом дала ей отвара травы гармалы, велела лечь и как следует выспаться. «В тебе много жизни, – сказала она тогда, – твой организм выведет яд сам, а ты ему не мешай». В эльфийском парне жизни оставалось немного, и единственное, что пришло мне в голову, – попытаться передать ему сколько-нибудь сил, чтобы у него хватило здоровья на борьбу с ядом. Это простенькое заклинание мы разучивали ещё в младшем возрасте, едва у некоторых сирот пробудились первые признаки магического дара. Мы вставали в круг и брали друг дружку за руки, а старшая из девочек – сейчас она, должно быть, уже оканчивала Вестенскую академию – при помощи дара распределяла нашу энергию поровну. А иначе, приговаривала она, поглаживая нас по головам, кое-кого здесь разорвёт в клочки.
***
Эльф судорожно сжимал мои руки, пока я осторожно направляла магические ручейки в его ладони и чувствовала, как постепенно лихорадочный озноб сходит на нет, а лицо мальчишки приобретает живой цвет вместо землисто-серого. Он всё ещё держался в зыбком состоянии между могильным холодом и нестерпимым жаром, но его зелёные глаза уже блестели в свете огня, губы налились розовым.