— Увидимся в конце недели! — шепнул он мне в спину, и я готова была зажать уши, чтобы не слышать того, что скажет Солнечный страж. А я чувствовала, что он не промолчит.
— Эй, где тебя искать? — крикнул Эдвин Сандберг, перегнувшись через перила.
— Не ищи меня, — одними губами ответила я, не оборачиваясь. — Пожалуйста, не ищи меня!
***
Таверна «Усатый волк» встретила меня привычным гомоном горожан, пришедших на обед, и разъярённым воплем Кьяры, старшей кухарки. Ко мне она направлялась, засучив рукава и крепко сжав в кулаки красные от свёклы руки:
— Где тебя носит, тварь эдакая?! Я сказала, чтоб после полудня ни шагу за порог!
Я прошмыгнула в кухню, где среди дымящихся кастрюль и шкворчащих сковородок прыгал шеф-повар, он же «усатый волк», он же единоличный и полноправный владелец нашего развесёлого заведения. Рамина сверкнула чёрными глазами и немедленно швырнула в меня недочищенной картофелиной. Я увернулась. Уж что-что, а уворачиваться от летящих в меня предметов я умела с детства. Овощ врезался в пышную юбку Кьяры и оставил на ней мокрое пятно. Женщина схватила меня за локоть и ударила по лицу, оставив на щеке яркий свекольный след, после чего оттолкнула прочь и, тяжело дыша, затопала к Рамине.
— Эй, девочки, девочки, прекратите сейчас же! — запротестовал хозяин, размахивая поварёшкой. — Вы опрокинете кастрюлю и обваритесь, а вам ещё работать!
Да, подумала я, усаживаясь на лавку рядом с подружкой и оглядывая корзины с нечищеными овощами. Нам ещё работать до заката, а затем — приводить себя в порядок и снова работать до рассвета… Кормить гостей, ублажать гостей. Щека пылала, но слёз почему-то не было, будто ударили не меня, а какую-то пустую оболочку, по случайности оказавшуюся в распоряжении моей души.
Так было в самом начале, когда меня вытолкали из церковного приюта в большой мир, и я не могла поверить в то, что происходит с моим телом. Внешнее и внутреннее, казалось, не имели никаких точек соприкосновения. Потом я перестала думать об этом, мне было попросту некогда. Я должна была заботиться о том, чтобы моё смертное обличье находилось в порядке, не умирало от голода и жажды, не подхватывало случайную хворь, не зарастало волосами или, не приведи Господь, прыщами. Свои мысли я затолкала куда-то на самое дно сознания. Туда, где ещё раньше до этого был спрятан мой некстати полученный по наследству магический дар.
Солнечный страж прикоснулся ко мне — не руками, не глазами и не голосом. Он всколыхнул во мне всё, что уже давно было под семью замками и не должно было показываться на белый свет. Так бывает, когда в распахнутые зрачки попадает яркое солнце — больно, и потом мучительно мешается чёрное пятно. От солнца, но слепое, мешающее пятно, которое никак не удаётся сморгнуть. Моя жизнь — это самое пятно, всё, что происходит со мной уже больше года — одно чернильное, невыводимое пятно. Нож соскользнул по пальцу, и я порезалась. Мои руки дрожали. Рамина толкнула меня в бок и указала на капающую в котелок кровь:
— Ты заснула, что ли?
Я вскочила, умылась из кувшина, перевязала палец и взялась за работу — на этот раз спокойно. Меня здесь не было. Я стояла у сторожевой башни в мантии Солнечного стража, и ветер трепал мои распущенные волосы. Спустилась ночь, и моё, ставшее теперь абсолютно чужим тело, оказалось в цепких и жадных руках какого-то купца, затем — в мозолистых ладонях солдата, а затем Рамина лежала взлохмаченной головой на моих коленях, и говорила, говорила что-то, пока мы обе не провалились в сон. И даже во сне я не вернулась в город, чернеющий под высокой стеной. Я шла из Ольдена прочь по запорошенной снегом тропинке, а впереди бежала серебристая остроухая лиса и заливисто лаяла.
Глава 2.1
Несколько дней после всех этих событий я словно отсутствовала в мире живых. Были это проделки моей девичьей фантазии или недоразвитого дара, но время и люди будто бы проплывали мимо меня, как жухлые листья в сточной канаве, а я с замиранием сердца снова и снова проживала те несколько счастливых минут, проведённых на городской стене. С того дня угрюмые пейзажи Ольдена стали для меня совсем невыносимы.
До полудня нам позволялось отсыпаться и отдыхать, но обычно я успевала подняться пораньше, закутаться потеплее и пройтись до базара или посмотреть на чинно прогуливающихся после завтрака господ из графского замка. Сейчас я не хотела и носа показывать наружу. Не из-за холода: я опасалась встретить на улице Эдвина Сандберга. В таверне одни гомонили о том, что лорд Эральд принимает у себя не кого-нибудь, а самого предводителя Солнечной стражи в сопровождении элитного отряда. Другие, основательно приняв на грудь, кидались спорить о том, что в Ольден ожидают прибытия Инквизиции, третьи утверждали, что сам лорд намерен выбраться на Север и лично осмотреть Ничейные земли. Я давно убедилась в том, что людям совершенно всё равно, о чём чесать языками. У них всё заслуживало внимания: и попавшая в тарелку муха, и соседская жена, и красные демонята, которых и в природе-то, наверное не существовало. Удивительно, но именно этим загадочным демонятам я и оказалась обязана своим следующим приключением.
Однажды утром хозяин поднялся не с той ноги. Не успев позавтракать, он вломился в нашу с Раминой каморку и бесцеремонно сдёрнул с нас единственное одеяло. К рассвету угли в камине общей залы, которая находилась за стенкой, окончательно остыли, и всё тепло, что нам удавалось удерживать, было заключено под тонким слоем дырявой шерсти, в которую мы кутались. Лишив нас одним ловким движением последнего тепла, «усатый волк» принялся надрывно орать, раздувая свои пушистые усы и топорща коротко остриженную бороду. Я сжалась в комочек, натянула на согнутые колени спальную сорочку и спрятала лицо, оставив лишь щелочку для глаз. Рамина бесстыдно развалилась поперёк кровати и подпёрла кулаком подбородок, другой рукой поглаживая себя по обнажённой груди.
— … как деревянные! — донеслось до меня, как будто из другого мира.
Надо признаться, когда на меня орут, я не могу разобрать ни слов, ни смысла — всё сливается в единый неразборчивый шум.
— … шевелить задницами, разнося тарелки! Улыбаться! Стрелять глазами! А не подпирать стену кухни и не сидеть на бочке под лестницей!
Крик хозяина остывал, переходя в сварливое ворчание. Метод Рамины всегда срабатывал безотказно — хозяин попросту не мог оторвать взгляда от её проворных пальчиков, скользящих по нежной коже сверху вниз. Она, конечно, в сравнении со мной была красоткой: чёрные брови и чуть раскосые лукавые глаза, копна густых каштановых волос, тончайшая бронзовая кожа. Её словно задумали хитрые и охочие до людских слабостей демоны древности — смешали между собой крови трёх континентов и нескольких рас, чтобы создать девушку, которая будет по нраву любому мужчине.
У меня во внешности и крови ничего подобного не было. Серые глаза, курносый нос, волосы цвета сухой соломы — такими были женщины Вестена с незапамятных времён. Матушка Евраксия, прежняя настоятельница приюта, в который меня определили после рождения, рассказывала, что моя мать в юности тоже была светловолосой, весёлой и неугомонной девчонкой. В детстве она пела в церковном хоре, что не мешало ей, впрочем, лазать по деревьям и тайком от взрослых практиковаться в огненных заклинаниях. Мой отец, напротив, был сдержан и немногословен, в академии на первом же курсе прослыл нелюдимом и букой, но когда годом позднее пришла война, первым из студентов вызвался в солдаты. А второй, кто сделал шаг вперёд, едва объявили сбор добровольцев, была моя мама. Отряд боевых магов, куда их определили, продержался почти целый год, после чего был полностью уничтожен эльфийской армией. Но мама успела оставить в этом мире меня, и добрые люди из рук в руки умудрились доставить младенца нескольких дней от роду в лоно Вестенской церкви.
Хозяин, тяжело дыша, удовлетворялся Раминой, пока я украдкой натягивала тёплые чулки и рубашку, трясясь от озноба и омерзения. Она покусывала губы и притворно стонала. Я не желала всего этого ни видеть, ни слышать. Мне хотелось, чтобы это гадкое утро поскорее закончилось, а за ним закончился день и самое ненавистное моё время — вечер и ночь. Чтобы колесо времени раскрутилось изо всех сил, замелькало спицами, как крутятся колёса роскошной повозки, в которой лорд Эральд выезжает на большой тракт осмотреть близлежащие деревни и поля. Если бы только это было возможно! Если бы дни замелькали мимо меня с ослепительной скоростью, и я перестала бы с содроганием влачить эти жалкие часы отдыха, когда таверна была ещё закрыта, дожидаясь горячего грохота кухни и вечерних клиентов!