— А вы найдете дорогу обратно, ваше сиятельство?
Герцог подумал: уж если он не заблудился в Португалии и во Франции, пользуясь совершенно неверными картами, то здесь наверняка доберется до своей спальни в Стэмфорд-Тауэрсе. Привыкнув к темноте, он отправился в сторону конюшен. Утром его внимание привлек большой сарай с сеном под высокими раскидистыми березами. Похоже, им не пользовались, а сено хранили на всякий случай. «Весьма романтическое местечко для рандеву, да и совсем рядом с домом», — отметил герцог.
Держась в тени, он направился туда, на ходу прикидывая, под каким кустом рододендрона ему лучше спрятаться.
Устроившись поудобнее, герцог размышлял: если он не ошибается в своих подозрениях, то ему осталось ждать недолго, скоро все откроется…
Интуиция, никогда раньше не подводившая, и теперь подсказывала, что он на верном пути.
Герцог провел в ожидании не более четверти часа, когда раздался легкий стук двери, и от дома отделилась фигурка в темно-синем бархатном плаще, накинутом на белое вечернее платье.
«Клэрибел», — сразу узнал ее герцог. Девушка держалась ближе к цветущей фуксии, высаженной в тени каштанов. Она уже почти подошла к сараю, и тут герцог заметил, что кто-то ждал ее, выступив из тени ей навстречу. Он вгляделся — Джейк Хантсмэн! В считанные секунды они скрылись в сарае.
Быстро, но совершенно бесшумно герцог пошел обратно к дому, неслышно миновал все коридоры первого этажа и поднялся наверх. Не останавливаясь возле своей спальни, он устремился дальше, к комнате Люсьена. Перед дверью он несколько поколебался, размышляя, верно ли поступает. Бесспорно, разочарование очень болезненно, от него надолго остается шрам на сердце. Но позволить Люсьену жениться на женщине, столь неразборчивой и вероломной, способной нарушить верность? Никогда!
Герцог стиснул зубы и без стука открыл дверь.
Отправляясь спать, Люсьен не замечал усталости. Слова Клэрибел взбудоражили его чувства.
— Ты только представь, как будет замечательно, когда мы поженимся! — говорила она чарующим голоском, сидя подле него на диване. — Мы сможем устраивать еще более прекрасные вечеринки, чем сегодняшняя.
— Меня не очень интересуют вечеринки, — признался Люсьен, — я выношу их только ради тебя, чтобы побыть вместе.
— А мы и будем вместе, — сказала Клэрибел. — Так хорошо — жить и развлекаться в доме твоего опекуна.
— Конечно, мне хочется показать тебе Алверстод, — сказал Люсьен, — но для меня важнее Фроум-Хаус. Он, правда, не такой большой и солидный, но красивый, и, когда мама была жива, все считали вечера во Фроум-Хаусе интереснее каких-либо других.
— А ты бывал на королевских приемах? — спросила Клэрибел.
— Королевские приемы очень скучны — одна пышность и всякие условности.
— Но мне так хочется посмотреть! Ты, конечно, устроишь мне это, правда?
— Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что хочешь, — с жаром ответил Люсьен. — Скажи мне, что любишь меня, что ни один мужчина в твоей жизни не значил для тебя больше, чем я.
— Ты же сам знаешь, я люблю тебя, — прошептала Клэрибел. — Но ты не должен быть ревнивым.
— А я ревнив, — настаивал Люсьен. — Я не люблю, когда ты танцуешь с кем-то, кроме меня, мне не нравится, как мужчины смотрят на тебя. И если, когда мы поженимся, они станут волочиться за тобой, клянусь, я убью каждого.
Клэрибел очень мило рассмеялась:
— О дорогой, нет причин для таких трагических сцен. Как только мы поженимся, я буду только твоей. Вот и все.
— Самой красивой, самой обаятельной и восхитительной, какой не было ни у одного мужчины на свете! — восторженно проговорил Люсьен.
Она положила свою руку поверх его руки, и он подумал: от такого прикосновения можно просто умереть…
Когда Люсьен добрался до своей комнаты, сразу сел писать стихи, посвященные Клэрибел, мечтая утром положить их на поднос с завтраком для его возлюбленной. Люсьен представил, как Клэрибел развернет и прочтет строки, вылившиеся из его сердца… О, как она будет мила при этом!..
Но рифмовать строки оказалось куда труднее, чем Люсьен ожидал. Он успел написать всего две строчки, которые ему понравились, как дверь от крылась, и он с изумлением увидел на пороге своей спальни опекуна.
Люсьен отложил гусиное перо и замер: с чем пришел герцог?
Тихо закрыв за собой дверь, Алверстод пересек комнату и твердо сказал:
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Люсьен. Мне надо тебе кое-что показать.
— В такой час?
— Знаю, что очень поздно. Но это важно.
— Конечно, я пойду, но я и представить не могу…