— Столько времени ждать! — простонал виконт. — Настоящая мука!
Неудивительно, что Люсьен Фроум влюбился в Клэрибел — она была одной из самых красивых девушек, которые когда-либо появлялись в лондонский сезон. Виконта поразило солнечное сияние ее волос, голубизна глаз, сравнимая лишь с нежнейшей голубизной яиц дрозда; ее кожа по цвету напоминала клубнику со сливками. Поэтические сравнения переполняли воображение виконта…
Но дело было и в другом — девушке не были свойственны смущение и робость, в ее поведении не замечалось никакой неловкости, свойственной дебютантке. Возможно, красота придавала ей эту уверенность. С ней не могла сравниться ни одна из прежних знакомых виконта.
«С моими да с ее деньгами, — размышлял тем временем виконт, двигаясь в великолепном фаэтоне по алее парка, — мы сможем зажить шикарно. Клэрибел получит все, что захочет. Нашим лошадям для верховой езды будет завидовать весь Сент-Джеймс…»
Склонившись над бумагами за столом в библиотеке и слушая пояснения мистера Мидлтона о сложном деле, связанном с имением Алверстодов, герцог вдруг поймал себя на мысли о Люсьене. Он почувствовал — как это не раз случалось и раньше — какое-то непонятное беспокойство за молодого человека. Герцог был убежден, что друзья виконта — совершенно безмозглые лоботрясы, впрочем, тут же успокаивал себя тем, что, может, он чересчур критически настроен к юному поколению, будучи намного старше.
— Не могу поверить, что в двадцать один год у меня были такие же птичьи мозги, — неожиданно проговорил он вслух и покачал головой.
Между тем мистер Мидлтон завершил длинную лекцию о необходимости достроить двор для плотницких работ и дороги к нему. Герцог, как бы продолжая мысль о виконте, произнес:
— Меня беспокоит мистер Люсьен. Что ты слышал о нем в последнее время?
Мистер Мидлтон так долго служил у герцога, что хорошо знал и Люсьена.
Помолчав, он вздохнул и заговорил неуверенно:
— Не думаю, что его светлость в последнее время совершал опрометчивые поступки. Так, обычные дела, ничего нового… Правда, поговаривают, что он и его друзья несколько развязны в танцах, и их… — Мистер Мидлтон, заметив, что герцог внимательно его слушает, продолжил: — Ну, их недавно выставили из одного респектабельного дома. Они затеяли там какую-то опасную дуэль между двумя отпрысками… Но его светлость выступал лишь секундантом, и не случилось ничего, что могло бы обеспокоить ваше сиятельство.
— Полагаю, ты раньше меня узнал о намерении мистера Люсьена жениться?
— На мисс Клэрибел Стэмфорд?
— Да. Я думаю, ты знал давно об этом и ничего мне не сказал.
— Да я и не предполагал, что это настолько серьезно, потому не хотел беспокоить ваше сиятельство, — виновато опустил глаза Мидлтон. — К тому же у мисс Стэмфорд так много поклонников…
— Она красива?
— Красива, ваше сиятельство. Ее называют открытием сезона.
— И разумеется, Несравненной? — с сарказмом заметил герцог.
— Нет пока, — ответил мистер Мидлтон. — Но она быстро получит это звание.
Герцог скривил в усмешке рот и посмотрел мистеру Мидлтону прямо в глаза.
Тот продолжил:
— Ваше сиятельство, вероятно, встречали на бегах сэра Джарвиса?
— Я думаю, он состоит в жокейском клубе, — заметил герцог, — но не могу вспомнить, знакомы ли мы. А что ты о нем знаешь?
— Да очень мало, ваше сиятельство. Но нетрудно узнать.
— Займись им. Не уверен, но мне кажется, с ним был связан какой-то скандал или ходили слухи… Не помню.
— Предоставьте это мне, ваше сиятельство. И я попробую разузнать, почему мисс Стэмфорд отдает предпочтение его светлости. В последний раз ее имя упоминалось рядом с именем мужчины более солидного, у которого были все шансы на завоевание ее сердца.
Герцог с любопытством посмотрел на мистера Мидлтона.
— Ты хочешь сказать, Мидлтон, что у мисс Стэмфорд, а возможно, у ее отца есть особые намерения?
Мистер Мидлтон улыбнулся:
— Конечно, ваше сиятельство. Как и у всех молодых леди. И вы это хорошо знаете. Чем выше титул, тем богаче улов…
Увидев, как герцог поджал губы, он понял, что упоминание о любовных делах виконта его раздражает.
Что касается самого герцога, то женщины преследовали его не только из-за титула. Он был очень хорош собой, держался несколько высокомерно, что для большинства женщин, находивших его неотразимым, представлялось неким вызовом.
Удивительно, что в эпоху свободы слова и еще более свободной морали даже с самыми близкими друзьями он никогда не позволял себе обсуждать интересовавшую его женщину. Это было хорошо известно в свете и прибавляло нечто сокровенное ауре, окружавшей герцога, словно защитный ореол.