И вот, когда он с особенным пылом, напрягши голосовые связки до предела и перекрыв своим зычным окриком куда более скромные возгласы однокашников, озвучил эту нехитрую речёвку в очередной раз и слегка охрипшим от напряжения, понемногу замиравшим голосом упорно тянул победно-прощальное «ура», при этом по привычке зорко оглядываясь кругом в надежде вновь уловить якобы обращённые на него горящие женские взоры, – в этот самый момент голос его внезапно дрогнул и прервался, брови резко, будто в удивлении, приподнялись, а вспыхнувшие неожиданным вниманием и интересом глаза устремились в одну точку.
Этой точкой была девушка, шедшая в нескольких метрах впереди него и в процессе общего движения то и дело показывавшаяся из-за спин и голов тех, кто находился между ним и ею. Он мог бы заметить её и раньше, однако в течение всего предшествующего пути был так увлечён и упоён самим собой, что в упор не видел практически никого вокруг, даже свою собственную девушку Наташу, шагавшую рядом с ним, рука об руку, и по временам с мягкой томной улыбкой на полных пунцовых губах и таким же мягким, притушенным блеском в тёмных бархатных, чуть прищуренных глазах поглядывавшую на него.
Но он не обращал внимания ни на её взгляды, ни на неё саму. А едва лишь приметил двигавшуюся впереди незнакомку, присмотрелся к ней и был неожиданно и мощно поражён её необычной, неординарной, вроде бы неяркой и неброской, но при этом какой-то особой, невыразимой и несказанной красотой, он вообще позабыл о Наташином существовании. Всё его внимание без остатка поглотила неизвестная девушка, от которой, раз взглянув на неё, он уже не в силах был отвести пристального, понемногу разгоравшегося взора. И чем дольше он смотрел на неё, тем пронзительнее и напряжённее делался его взгляд, серьёзнее и пасмурнее становилось лицо, с которого вмиг сбежала осенявшая его только что дурашливая торжествующая улыбка, чаще и взволнованнее билось сердце и порой спирало дыхание. На него внезапно нахлынуло и заполнило его целиком что-то жгучее, будоражащее и тревожное, чего он не в силах был понять, чему не мог дать названия, так как испытывал подобное едва ли не впервые в жизни. Может быть, прежде и было нечто похожее, в какой-то мере напоминавшее то, что переживал он сейчас. Но только похожее, только напоминавшее, не более. Теперь было совсем другое. Особенное, непередаваемое, неизъяснимое. От чего спустя некоторое время он был уже как в тумане и с трудом соображал, где он, что с ним, куда и зачем он идёт.
Вскоре он не мог думать уже ни о чём, кроме захватившей его внимание незнакомки. Он забыл обо всём и обо всех на свете, он видел только её. Её правильный, изысканный, чеканный профиль, густые светлые волосы, блестящими вьющимися прядями рассыпанные по плечам, большие, широко распахнутые серо-голубые глаза, смотревшие на всё вокруг со спокойной, чуть насмешливой сдержанностью уверенной в себе красоты, никого не отталкивавшие, не отторгавшие, но при этом словно державшие всех на почтительном расстоянии. Её стройную, подтянутую, безупречную фигуру, крепкую и в то же время хрупкую, лёгкую, пружинистую, чуть подрагивающую походку, свободные, плавные, закруглённые движения. Улыбка почти не покидала её лица, она часто и охотно смеялась, оживлённо переговаривалась со спутницами, была обаятельна, естественна, непринуждённа. От неё невозможно было оторвать глаз. И Андрей и не думал делать этого, глядя на неё как заворожённый и чувствуя, как по его телу будто пробегают нервные токи, от которых оно то и дело вздрагивало и наполнялось палящим, обжигающим жаром, и приятным, и тягостным одновременно. И он уже сам не понимал, чего он хочет: то ему хотелось, чтобы эти мучительно-сладкие ощущения прекратились, то чтобы они продолжались и длились как можно дольше.