Андрей опустил глаза и в недоумении и страхе огляделся. Он, как и прежде, не мог взять в толк, что творится кругом, на небе и на земле. Почему солнце перевоплотилось в чёрное, как ночь, косматое чудище, заполонившее небесное пространство своей колоссальной щетинистой тушей? Что тут делают все эти люди, знакомые и незнакомые, сбившиеся в кучу на берегу неподвижной стылой реки и неотрывно, затаив дыхание и онемев от ужаса, взирающие в угрюмую высь, точно в ожидании чего-то неизбежного и непоправимого? Как очутился в этой оцепенелой, объятой трепетом толпе он сам? Это было похоже на безумие. На мучительный, леденящий душу сон, один из тех ночных кошмаров, после которых просыпаешься в холодном поту, дрожа всем телом и водя кругом затуманенным одичалым взором, ещё несущем в себе отблески жуткого сновидения.
Мысль о том, что всё это не на самом деле, что это всего лишь сон, хотя и очень явственный и впечатляющий, принесла ему некоторое облегчение. Он выдавил на лице некое подобие улыбки и взглянул вокруг более уверенно и спокойно.
И дрогнул от изумления и радости, увидев Олю. Она стояла рядом с ним, почти касаясь его плечом, и смотрела на него, как и во время их давешнего разговора, широко распахнутыми сияющими глазами, в которых он прочитал, – или ему показалось, или он поспешил уверить себя, что прочитал, – и любовь, и нежность, и надежду, и призыв, и ещё что-то трудноуловимое и неизъяснимое, чему он не мог дать названия. Он ответил ей, насколько это было в его силах, таким же выразительным, проникновенным взглядом, в который постарался вложить всё переполнявшее его чувство, и, немного склонившись к ней, сказал глуховатым, замирающим голосом:
– Ты здесь! Ты нашла меня…
Она слегка кивнула и чуть прикрыла глаза, затенив их густыми ресницами.
Он, с трудом удерживая учащённое дыхание, наклонился к ней ещё ближе и прошептал:
– Мне было так одиноко в этой толпе без тебя. Я так ждал тебя… Как хорошо, что ты пришла!
Её губы дрогнули. Глаза вспыхнули каким-то новым, несказанным, загадочно мерцавшим светом, а затем почти сразу же притухли и заволоклись лёгкой дымкой. И голос был странный, изменившийся, как будто не её, когда она медленно, растягивая слова, произнесла в ответ:
– Мне тоже было грустно без тебя… Я искала тебя… И очень рада, что нашла.
Он, не отрывая от неё влюблённых, восхищённых глаз и чувствуя, как сердце колотится и чуть не выскакивает у него из груди, а по телу разливается приятное томление, стремительно превращавшееся в нестерпимый жар, проговорил подрагивающим, звенящим шёпотом:
– Значит… ты тоже любишь меня? Как и я тебя.
Она, немного помедлив, будто в раздумье, качнула головой, скользнула по нему неопределённым, косвенным, по-прежнему притушенным взглядом и, словно озябнув, передёрнула плечами.
Но ему уже не нужно было её подтверждений. Важнее всего для него было само её присутствие, её близость, ощущавшаяся им физически и наполнявшая его душу теплотой, отрадой, волнующим ожиданием каких-то неизведанных, ещё не испытанных им радостей и восторгов. Не в силах сдержать себя, он порывистым жестом привлёк её хрупкое, податливое тело к себе, обнял её за плечи и погрузил лицо в её пышные мягкие волосы, жадно вдыхая их благоуханный, дурманящий аромат, от которых у него тут же закружилась голова, а перед глазами завертелся бешеный вихрь разноцветных сверкающих огней и световых пятен.
Ему было непередаваемо хорошо в этот момент. Ему казалось, что он никогда не испытывал ничего подобного. Это было самое настоящее блаженство. Он хотел бы, если бы только это было возможно, остановить время и переживать это невыразимо прекрасное мгновение снова и снова, как можно дольше, целую вечность. Ему даже подумалось, что если бы он умер в этот миг, задохнувшись от неимоверного, превосходящего всякую меру счастья, это была бы, пожалуй, лучшая из смертей. Единственная, которую можно было бы пожелать.
Но он немедленно отбросил это неуместное соображение, ни с того ни с сего пришедшее ему в голову. Сейчас не время было для мыслей о смерти. Сейчас он хотел думать только о той, которую всё крепче сжимал в своих объятиях, волосы которой перебирал дрожащими, негнущимися пальцами и порывисто, будто украдкой, касался губами, взволнованное биение сердца которой ощущал. Об их любви, – разумеется, взаимной, в этом у него не было ни малейших сомнений. Об их будущей жизни, по которой они пойдут вместе, рука об руку, видя перед собой бескрайнюю сияющую даль, увлекающую свой таинственной и манящей бесконечностью…