– Д-да, да… т-там кто-то есть… Я в-видел, я ч-чувствовал… Т-там, на самом дне… в тем-мноте…
И, переведя взгляд на Андрея, по-прежнему сидевшего возле воды, предостерегающе заметил ему:
– От-тойди оттуда… Оп-пасно там… Т-там кто-то есть… Я не шучу, я с-серьёзно.
Андрей равнодушно скривился и махнул рукой.
Димон приподнялся и вгляделся в лицо приятеля, отмеченное печатью усталости и безразличия.
– Н-не веришь, да? – стараясь преодолеть дрожь в голосе, спросил он. – А в то, что было там, на берегу, т-тоже не веришь? М-может, нам показалось?.. Всё что-то к-кажется нам, да? – с нервным трескучим смешком примолвил он.
Андрей ничего не сказал. Помолчав немного, приблизился к напарнику, сел рядом с ним и, мельком глянув на него, вполголоса произнёс:
– Я, честно говоря, уже не надеялся увидеть тебя… Как ты выбрался оттуда?
Димон сплюнул горчившие во рту остатки затхлой болотной воды и, чуть подумав, пожал плечами.
– Д-да просто. Когда ты встал и поплёлся куда-то, я т-тоже встал и побрёл за тобой… Т-тяжко, конечно, было… н-ноги подкашивались, в глазах темнело, т-тошнило… Н-но я шёл… П-пока вот не увяз тут, – и он с опаской и тревогой взглянул на мутневшую в лунном свете грязную стоячую воду, по которой время от времени пробегала мелкая рябь.
Андрей с лёгким недоумением качнул головой.
– Странно… А я и не заметил.
Димон язвительно усмехнулся и, метнув на друга косой взгляд, опять, скорее уже для вида, сплюнул себе под ноги.
– А что ты вообще замечаешь?
Андрей в первую секунду хотел ответить на неожиданный выпад приятеля, но, вдруг будто вспомнив о чём-то, согласно кивнул и процедил сквозь зубы:
– Ну что ж, пожалуй, ты прав.
Димон, немного удивлённый такой покладистостью товарища, обычно отвечавшего на резкости ещё большими резкостями, вновь покосился на него и уже более дружелюбно проговорил:
– Спасибо хоть из лужи этой вытащил. Спас, можно сказать. Ещё немного – и каюк бы мне!
– А ты не спеши расслабляться, – послышался в ответ холодный, чуть дрогнувший голос Андрея, устремившего перед собой острый, сосредоточенный взор. – Может быть, каюк ещё будет. Нам обоим. И очень скоро… сейчас…
Димон, ещё не зная, что произошло, на что так пристально смотрит друг, но заранее холодея от ужаса, взглянул в том же направлении – и мгновенно ощутил, как онемел его язык, прервалось дыхание, заледенело сердце в груди.
Демон стоял перед ними. Тот самый. Вынырнувший из реки, в мгновение ока выросший до небес и едва не убивший их одним своим взглядом. Но теперь он был обычного роста, может быть, чуть выше человеческого. Он даже был чем-то похож на человека. Фигурой, чертами лица. Однако эти черты, отчётливо различимые в ровном лунном сиянии, были так искажены, обезображены, изуродованы, как будто вывернуты наизнанку, что с первого же взгляда становилось ясно, что это не человек. Это не могло быть человеком. Это было либо странное, пугающее порождение больного, свихнувшегося воображения, либо – если всё переживавшееся и видимое ими было не бредовым сном, а происходило в действительности – это в самом деле был некий злой дух, порождение тёмных сил, воплотившееся в нечто человекообразное и явившееся в этот мир ради каких-то своих целей.
И он не заставил приятелей долго теряться в догадках, ради какой именно цели он был тут. Уже в следующий миг обмякшее, полубезжизненное Димоново тело, подхваченное, как вихрем, какой-то могучей, неодолимой дьявольской силой, сорвалось с места, к которому оно, казалось, приросло, поднялось над землёй и на неописуемой скорости, точно метеор, умчалось в темноту. Андрей услышал лишь придушенный, захлебнувшийся вскрик напарника, тут же заглохший вдали.
И понял, что теперь его черёд. Так как отчего-то был убеждён, что не ради Димона явился сюда этот выходец из преисподней, словно отделившийся от окутывавшей его, как мантией, тьмы, частью которой он был. А ради него, Андрея. Именно ради него. Он не мог бы сказать, откуда взялось у него это убеждение, да и не имел уже ни времени, ни сил разбираться в этом. Он просто верил в это, без всяких видимых причин, лишь на основе глубокого внутреннего чувства, которое, в чём он был непоколебимо уверен, не обманывало его. Потому что, когда глядишь смерти в глаза, чувства, в предвкушении её, обостряются до предела и уже не способны обманывать. Возможно, лишь в такие моменты они и говорят нам всю правду без утайки…