— И что это было?
— Увидеть тебя захотел… напоследок. Т-ты ж дядька мой. Родной челов-век.
— О как! А что ж ты дядьку в опасную минуту одного бросил-то, а? — едко спросил Шамрай-старший.
— Я не бросал. Я в-всегда… тебе помогал, — говори, говори, Назар. Что угодно говори, не молчи. Тряхни головой, авось прояснится в черепушке, и говори. Вскинул глаза на Стаха и прокричал: — Я всю жизнь тебе помогал! А ты мне сына чуть не угробил!
— Да у тебя этих сыновей, похоже, в каждой деревне, — расхохотался Станислав Янович и, наведя пистолет на Назара и не спуская с него взгляда, двинулся к саквояжу. Тот валялся в нескольких шагах, уже теперь совсем недалеко.
— Ты возненавидел меня, когда я увел у тебя из-под носа Милану? — выпалил Назар. — Или раньше?
— Да мне всегда было на тебя плевать. Ты никто, чтобы стоить ненависти. Милану — да, ненавидел. Красивая девка, с гонором, породистая, а повелась на такого, как ты. Ничего в тебе от твоих предков не было, одно имя.
— Так ты бабе мстил, а не мне?
— Не твое дело!
— И оно того стоило? А, дядя Стах? Стоило? — проорал Назар, шагнув вперед, к Шамраю, не глядя на пистолет, направленный на него. Все как в замедленной съемке. Вон — саквояж. Вон — машина. Сколько у него времени? Что он может сделать? Хватит ли духу Шамраю выстрелить?
Хватит. Хватит. Это сталью читалось в немолодых уже, но все еще ясных дядькиных глазах. Он подхватил сумку с земли и усмехнулся, глядя Назару в лицо:
— Если я о чем и жалею, так это о том, что вытаскивал тебя каждый раз. Мы бы с тобой сейчас совсем иначе говорили, отсиди ты по молодости. Поверил в себя, да, Назар?
— Я не стрелял тогда. Это был не я. Мы оба это знаем.
— Да кому какое дело, ты или нет. Это я всегда решал, что с тобой будет происходить. Это я стоял за каждым твоим поступком. И даже сейчас. Даже сегодня. Я решаю, приползешь ты к своей лярве или отстрелить тебе что-нибудь, чтоб не рыпался.
Лярве.
Перед глазами вспыхнуло. Красные языки пламени слизнули реальность, в которой у одного переломаны кости, а у другого пистолет в руке.
В мгновение, будто одним прыжком, Назар оказался возле Стаха и повалил его на землю, в грязь, смешанную с мокрым щебнем. Будто бы кречет на добычу набросился и вцепился в нее — не вырваться, что бы ни было. Это должно было закончиться. В конце концов, это должно было закончиться. Сильный удар в челюсть — Стаху. Голова того запрокинулась, но сориентироваться он успел. Извернулся, вывел лицо из-под второго удара, и долбанул Назара прямиком под ребра, и без того горевшие огнем. Назар охнул, зажмурился от боли, пронзившей его снова, и с остервенением ухватил Шамрая-старшего за шею. Тот захрипел, взвился, попытался сбросить Назар — и снова под ребра. Адски. Просто адски. Не человек — крошево.
И сквозь эту боль — шум мигалок с моста. Шум долбаных мигалок с моста.
«Успели», — подумал Назар за секунду до конца.
Обожгло его одновременно со звуком выстрела. Лизнуло огнем, пронзило до самого естества. И он повалился набок, понимая, что теперь как ни хватайся — уже ухватиться не за что. Воздух не держит раненых птиц. Проваливаясь в черноту, он с удивлением осознал: если птицу подстрелить — она падает.
20
Она мчалась вверх по ступенькам, не чувствуя под собой ни ног, ни земли. И вообще ничего не чувствуя, кроме единственного: острого желания оказаться как можно скорее рядом. Лифт был занят, сил ждать его — недостало. Вот и понеслась лестницей, задыхаясь, но не от бега, а от волнения. Ее колотило и подбрасывало от обиды, совершенно нерациональной злости и… страха. Страха, что теперь все изменится, все слишком сильно изменится, если вдруг с ним что-то случится. И совсем не хотела думать о том, что все уже изменилось. С того самого дня… С того самого проклятого дня, как он восстал против Стаха.
— Анька, блин! Ну какого фига! — и она налетела на массивную фигуру Лукаша, оказавшегося так некстати прямо перед ней. Вскинулась, рот ее искривился, будто она сейчас зарыдает. И резко, выплевывая слова, она завизжала:
— Ах, ты здесь! Почему ты мне не позвонил, черт бы тебя побрал?!
— Не ори! — выдал Ковальчук и ухватил ее за локоть, слегка встряхнув. — Назара оперируют. И когда закончат — я не знаю, потому угомонись, а то обоих выгонят. Сядь вон. Откуда ты взялась вообще?
— А что мне было? Дома сидеть? — недовольным тоном ответила Аня, как-то враз успокоившись, и подошла к дивану, освободившись из рук Лукаша. Поставила на него сумку и все еще слегка подрагивающими ладонями обхватила себя за плечи. — Мне Надя сказала, я не могла не приехать… А вот как ты мог мне не сообщить — я не понимаю.